Дурнушка для мажора, или Уроки соблазнения

Теперь в моей голове горячо и нервно.

— Что за паника? — холодно осведомляюсь, открывая дверь.

Пытливый взгляд матери сканирует непроницаемую стену, за которую я по привычке затолкал свои эмоции.

— Артур, я улетаю на рассвете. Мы не поговорили.

Её улыбка, как и всегда не трогает глаз.

— А есть о чём?

— Снова дерзишь?

— Дерзких любят, — прячу раздражение за такой же прохладной усмешкой.

Мать безупречна сегодня. Настоящая железная леди, что подчинила себе даже возраст. Годы ей определённо к лицу, я всё ещё не встречал женщины красивее.

— Как раз об этом я хотела поговорить, — сухо сообщает она, отпуская на пол гавкнувшего спаниеля. Невольно щерюсь, показывая псине верхние клыки, ибо нефиг… Здесь моя территория. — Тиана идеальная партия.

— Поэтому я её и выбрал, — перебиваю, не желая обсуждать личное при свидетелях.

— А до неё ещё двух, — с укором напоминает мать. — Первая невеста сбежала от тебя в штаты, вторая до сих пор посещает психотерапевта. Все две недели, что мы с отцом пробудем на Барбадосе, я буду переживать, как бы ты снова не выкинул что-нибудь в своём духе.

— Не стоит попусту мотать себе нервы. — С тихой яростью кошусь на спаниеля, увлечённо принюхивающегося к двери гардеробной. — Предыдущие два раза вы были рядом. Чем это помогло?

— И всё-таки. Пообещай, что не разочаруешь нас в этот раз.

Вообще-то, не собирался. Но внутри всё равно срабатывает неуправляемый протест.

Что поделать? Я, по её мнению, бракованный.

Когда с детства слышишь от старших, что ты молодец, уверенность в этом только крепнет с годами. Ты сыт родительской любовью и спокоен. Молодцом для моей матери всегда был Рафанов — сын двоюродного дяди и просто идеальный ребёнок. Я же с детства только и слышу: плохо стараешься, у Адриана проходной балл выше. Неважно выглядишь, а вот Адриан не выходит из спортзала. Слабо выступил, зато Адриан сорвал овации. Бесконечно: ты должен лучше, быстрее, выше, сильнее… Всем должен-должен-должен.

Дошло до того, что при напоминании об очередном достижении Рафа я готов на стены лезть от ярости. Я же ни с кем не соревнуюсь. Ну почему вы меня не слышите?!

В какой-то момент мне пришлось принять свою дефектность — во мне взыграли гены прадеда. Тот тоже и друзей выбирал не по статусу, и женщину посмел любить недостойную. Свой проступок я ещё студентом исправил. Обоих вычеркнул — друга и девушку. Одним махом. Да так, чтобы наверняка соблазна что-либо исправить не осталось. Семья может мной гордиться, но…

Вопреки доводам разума, некто в моей голове до сих пор нашёптывает, что я любви родных ни черта недостоин. И в этом некого упрекать.

— А может, это не я плохой, а ты слишком хорошего обо мне мнения? — всё же вырывается сквозь зубы.

— Мнение о себе формируешь только ты, Артур. Не подменяй понятия, — жёстко осекает меня мать. — Тиана будет тебе прекрасной женой, не упусти её. Ты у нас поздний ребёнок, единственный. Я хочу успеть увидеть внуков.

Закрываю глаза, чтобы скрыть то, что с недавних пор рвёт мне грудную клетку.

— Всему своё время, — с усилием регулирую голос до прохладного равнодушия. Дышать почти больно. Эта тема меня всё ещё выносит.

— Только учти, лучших разбирают быстро, — продолжает отчитывать мать. И плевать, что я ни в чём ещё даже не провинился. — Будешь тянуть, останешься с какой-нибудь неотёсанной плебейкой, вроде соседской Варвары. Я такого позора не вынесу.

— Я тебя услышал, — отзываюсь немного резче, чем собирался. Гавканье неугомонного пса подзадолбало. — Хорошо отдохните там. Буду скучать.

— Лучше будь паинькой, — это вместо нежной улыбки и тёплых объятий.

Говорят, привыкнуть можно ко всему. Бред. Можно сколько угодно обманывать себя, по-настоящему смириться не выйдет. Выплачивая матери выданный мне при рождении кредит на роскошную жизнь, я всё равно не перестаю её любить. Как умею.

— Спокойной ночи, мама, — говорю с нажимом.

И холодею, видя, как она направляется к противоположной двери — в гардеробную.

— Закрой окно. — Она зябко обнимает себя за плечи. — Я принесу тебе что-нибудь надеть.

Внезапный жест заботы, вместо того чтобы согреть, продирает паникой.

— Не нужно, я уже ложусь. Держи своего пса. — Подскакиваю как угорелый к спаниелю и всовываю ей в руки рычащего предателя.

Ну всё. Ты крупно влип, кудрявый.

Посидишь пару недель на цепи.

Убедившись, что стук каблуков отдалился, выпускаю из гардеробной шизанутую соседку.

— На чём мы остановились? — бесцеремонно хватаю нахалку за плечи и смотрю ей в глаза, давая последний шанс опомниться.

— Я попросила об услуге, — покорно напоминает Варя.

— Ты всерьёз предлагаешь мне сделать из тебя конфетку и скормить её своему врагу?! — презрительно кривлю губы, оглядывая бойкую пигалицу с ног до головы. — Да Рафу здесь смотреть не на что. Только обнять и плакать. Почему я, в конце концов?!

Ну не в его она вкусе! Хоть тресни.

— Да, ты высокомерный павлин. — Ох, даже так? Глупая и очень вкусная храбрость. Варя меня почти уговорила… — Но павлин целеустремлённый, — исправляется взволнованно. — С этим не справится никто другой.