Дурные дети Перестройки

Семьдесят шесть часов в плацкарте, на белой простыне. Чувствую себя скалой. На Ленинградском вокзале, пока ждал пересадку, посмотрел в видеосалоне фильм с Брюсом Ли и сам был потрясён тем, с каким вниманием.

Питер встретил восторженным Вовой Вирусом. Знакомые торчки ржут и шушукаются, несколько из них уже померло. С торчками, судя по виду большинства из них, как говорил покойный Данила Багров из фильма «Брат» в роли какого-то телевизионного ведущего:

– Всё ещё только начинается!

Помыкался и переехал жить в мастерскую восковых фигур к скульптору Саше, в виссарионовский центр.

Саша делает заказ,
явно не от Бога Отца.
Сцена убийства Распутина
в подвале Юсуповского дворца.

Сначала жил в одной комнате с Распутиным, потом с Феликсом Юсуповым, Пуришкевичем, любил пить с ними чай. Прочитал про них и Россию, что мог тогда. Когда установили всю композицию, в Питере была в гостях английская королева, которая видела в детстве Распутина. И наш Распутин, я с ним уже так сжился, пока Саша его делал, произвёл на неё шокирующее впечатление, ей подурнело, и она упала рядом с ним в обморок, драматически воскликнув:

– Он!

* * *

Весной вернулся из Сибири Слива, и с места в карьер, вроде бы венчался духовным браком, а всё такое же голодное уёбище, начал пожирать десятками граммов наркоту. Я трезвый, не ем мясо, делаю сложный комплекс аутогенных тренировок и медитаций каждый день, изучать гипноз устроился, и он такой явился. Жить им с Алёной негде, покружились у его родителей, Слива выкурил пару стаканов травы, поторчал на винте, и они уехали назад, за вещами, чтобы возвращаться и накопить денег на дом. Доходит слух, что утопили в Кызыре, реке, что отделяет Мульгу от мира, все вещи. Не отпускала его Мульга, говорила:

– Не надо тебе туда!

Но командир семейного корабля Слива всё-таки настоял, и они снова вернулись в Питер, к его маме и брату, в двушку.

Я чистый, не курю, не торчу, второй год медитации каждый день. Слива опять с парохода ныряет в торч. Алёна целыми днями работает в ларьке, Слива сливает заработанные ею бабки барыгам, сначала «белое» и трава. Опиуху, мол, не понимает, зато жрёт чипсы с Херши-колой, изображает потребление.

* * *

Я, помаявшись, таки развязал на траве и куреве, а потом и на ширке, и на герыче. Подрабатывали со Славой на рынке, помогали ларёчникам таскать ящики с фруктами:

– Памдор, агурэц.

– Манан-манан-манан-манан.

– Тересня-тересня-тересня.

Слива быстро начал охуевать. Купил себе килошник травы на Алёнкины деньги, ходит постоянно укуренный и говорит, что травы у него нету. Сам всё время шкерится домой и долбит под одеялом. Потом выяснили, что трава у него-таки есть, и я даже заменял ему магнитофон на траву, Слава так отчаянно торговался и жадничал, что я взял стакан вместо полутора. Собственно, тогда и случился наш с ним, фатальный для них с Алёнкой разговор, разговор циничного опиушника с наивным марцефальщиком. Явился ко мне после этого обмена Слива, весь в лучах, накуренный, и говорит среди прочего:

– Заебало долбить, сейчас, только что, косяк сдолбил перед выходом и мало прёт, прикурилась, а фена не хочется. Хочу купить три грамма герыча, распробовать с Алёнкой.

– Ты чё, дурак? Подсядешь.

– Я фен по десять граммов протарчивал за неделю, и живой, а он сильнее.

Многие винтовые «хмурый» презирают и не понимают, какой кайф рубиться, блевать и оставаться без их любимого прихода с мурашками и шевелением волос. А поэтому не верят, что могут на герыч подсесть и начать маниакально жрать его каждый день.

– Герик это не фен, Слава.

– Не хочешь помочь, познакомь с Виталиком или с ещё каким-нибудь барыгой.

– Мне вас с Алёной жалко. Подумай.

Но хотелось травы, и у Сливы она была, он всю эту игру прекрасно понимал:

– Чего ты душишься? Я тебе травы насыплю.

– Ок.

Виталик, непотопляемый торчок из моих ровесников, втянулся, как я помню, тоже, когда познакомился с барыгой. Любитель хард- и даб-коров быстро нашёл со Сливой общий язык. Через месяц, как по часам, Слива уже на дозняке, через два уже на пару с Алёной. Сначала думают, простудились, сопли, спину ломит, типа надо подлечиться от затянувшегося ОРЗ. Я стучу пальцем по голове и кручу им у виска. Но Слива самый умный, культ Сливы в Семье, и герыч продолжает бесперебойное поступление в вены молодой ячейки общества.

* * *

Сижу как-то у Виталика, раскумарились, стук в окно. Виталик живёт на первом этаже и торгует героином в окно. Виталик, не глядя, кто там:

– Это Слива. Будет просить чек пожирнее.

– Откуда ты знаешь?

– Он каждый день в это время приходит, после работы.

Открывает окно, и действительно, Сливин голос:

– Привет, мне Гарыныча, на 100 рублей, подлечиться.

– Давай бабки.

– Ты только посмотри чек пожирнее.

– Конечно, – Виталик берёт обычный чек на 0,1, хладнокровно с блуждающей улыбкой отсыпает половину и забодяживает туда 0,2 сахарной пудры. Я, удивлённый такими пропорциями, говорю ему, смеясь:

– Виталик, как ты можешь так много пудры сыпать? Он ведь заметит, что это бадяг! Палево.