Дурочка (Ожидание гусеницы)

Перед операцией Раков потребовал привести к нему жену. Он хотел попрощаться на всякий случай, заготовил целую речь, но…

Аглая вошла в палату стремительно, стала у кровати на колени и легла щекой на руку мужа.

– Аглая Добрынична, я хочу вам сказать… это важно. Не знаю, увижу ли вас еще. Вдруг, я ослепну…

– Это совсем не важно, – перебила Аглая. – Вы сможете меня ощупать в любое время, – улыбнулась она, сведя на нет серьезность момента.

– Или умру… – продолжил Раков уже без пафоса.

– Вы не умрете, потому что мама заплатила много денег доктору, который вскрывает черепа. Он все сделает аккуратно и правильно, – уверенно заявила Аглая.

– Что, очень много?

– Очень! – подалась к его лицу Аглая, понизив голос. – Тех, что лежат в сбербанке могло не хватить, поэтому я сразу предложила взять у меня из шкатулки. Мы взяли два камушка из яйца с птичкой, и Туся сказала, что такие камушки уговорят кого угодно.

– Яйцо в птичке… или птичка – в яйце… – пробормотал Раков, перебирая ее волосы. – С камушками…

– Птичка сверху. Она золотая, а яйцо зеленое и открывается.

– Что ты сказала?.. – прошептал изменившийся в лице Раков.

– Моя шкатулка, в которой я держу сокровища. Там было восемнадцать камушков. По одному на каждый день рождения, пока не стану совсем взрослой. А теперь – шестнадцать. Мне опять шестнадцать лет!

– Аглая, ты… вы говорили кому-нибудь об этом яйце? – взволнованно прошептал Раков. – Кому-нибудь постороннему?

– Мне нельзя разговаривать с посторонними, – строго заметила Аглая. – Но я написала письмо. Помните, вы еще в тот день возили меня и Нашу Ташу в город. Я заплатила за свет и газ, а потом на почте написала письмо.

– Письмо?.. Кому?!

– Моему отцу.

– И что вы написали?.. – затрясло Ракова.

– Я написала: – «Здравствуй, Добрыня. У тебя есть дочь, ей уже восемнадцать раз дарили по маленькому прозрачному камушку. Она хранит их в яйце. Яйцо стоит на подставке, оно открывается и очень красивое – зеленое с крошечной золотой птичкой наверху. Какого цвета твои глаза и волосы?» Наша Таша сказала добавить отчество – «Никитовичу», и фамилию – «Васнецову». Я до этого не знала, что у него такая фамилия.

– Адрес… какой? – прошептал Раков.

– Лаврушенский переулок, дом 10… – вспоминая, Аглая «писала» в воздухе пальцем. – «Отдел русской живописи Х – палочка – Х – века». Это Наша Таша сама написала, а я написала обратный адрес, который был у меня в паспорте на штампе.

– Вы когда-нибудь видели этого человека? В смысле – своего отца?

Аглая загадочно улыбнулась.

– Которого из трех? Недавно узнала от мамы, что Добрыня Никитич Васнецов – это псевдоним трех кандидатов на мое отцовство. Они с Нашей Ташей придумали так записать в свидетельстве о рождении. Чтобы не ставить прочерк, где указывается отец.

– Псевдоним?.. Что еще за ерунда?

– Это не ерунда. Вы видели картину «Три богатыря»?

– Аглая, умоляю, говорите по делу, я и так ничего не понимаю!

– В семьдесят шестом году моя мама занималась сексом с тремя мужчинами. А художник Васнецов описал в Добрыне Никитиче черты трех родственников – самого себя, дяди и брата. Знаете, сколько он работал над этой картиной? Семнадцать лет!

– О, господи, – простонал Раков. – Просто скажите, что вы знаете о человеке, которому написали письмо!

– Я и говорю. Человека с таким именем не существует. Это сборный образ. Как у художника Васнецова. Маму тогда любил дядя Паша, еще Крези-бой… – Аглая начала загибать пальцы, – и еще военный летчик, который стал предателем родины, когда угнал самолет на американскую базу в Японии. С тех пор она его не видела. Но он узнал о рождении дочери и смог передать средства на мое воспитание. Передал их… как это?.. Контра… бандой! Те самые камушки. Они давно у мамы, просто она отдавала их мне по одному в год. Дядя Паша сделал ей вечную розу, Крези-бой подарил кольцо с изумрудом, а военный летчик, наверное, продал самолет и…

– Аглая, давайте реально по фактам, ну какой еще самолет?..

– МИГ-25, – уверенно заявила Аглая. – Мама сказала, что для американцев в семьдесят шестом году это была бесценная вещь.

Раков посмотрел на нее диким взглядом, прокашлялся – горло пересохло, и заметил:

– Тогда получается, что Лукреция… ваша мама имела еще одного кандидата в отцы, который подарил ей шкатулку для камушков. Яйцо Фаберже, я имею в виду.

– Нет, яйцо дедушкино. Он давным-давно купил его в Америке у русского эмигранта. Правда, красивое слово – эм-м-ми-грант!

Раков взял руку жены и прижал к губам, закрыв глаза. Голова была тяжелой, мысли путались – приходилось тщательно обдумывать каждую фразу.

– Вы написали письмо псевдониму, – сказал он. – Зачем, если псевдонимы сами по себе не существуют?

– А кому мне было писать? Девушка, которая продала конверт, сказала, что письмо, отправленное по почте, обязательно найдет адресата. А если не найдет – вернется по обратному адресу.

– Аглая, пожалуйста, позовите сюда Лукрецию, – попросил Раков, с силой сжав ее пальцы.

– Мама разговаривает с этим важным доктором. Могу позвать Тусю, она тут, за дверью. Очень грустная. Почему-то уверена, что вы обязательно умрете. – Аглая оперлась в кровать локтями, приблизилась лицом к лицу мужа и доверительно прошептала ему в губы: – Она надела свое лучшее черное платье, вам понравится.

– Нет, только не Тусю!.. Приведите ко мне Лукрецию под любым предлогом.