Дурочкины лоскутки. Старые и новые житийные страницы

Поехали. Мы прислушивались к дядькиному недовольному молчанию, нарушенному лишь один раз:

– Она, видать, сама ребятенок еще…

А я и не догадывалась! Какая же я дурочка, ведь это была не змея, а всего-навсего маленькая змейка, которая просто хотела поиграть…

Приехали домой, рассказали «змеиную» историю. Ох, и ругалась тетя Настуня – на весь двор! Даже за колодцем, куда мы с братом спрятались от теткиного гнева, слышны были угрозные обещания посадить нас в сарай под замок и «исти не давати». Такого, конечно, быть не могло, и, успокоившись, мы уже смело подглядывали, как дядя Андрей похаживал по двору, глазами посверкивал. Потом подошел с ведрами к колодцу:

– Как воды натаскаете в бочку, тикайте до дида. Нехай титка трохи посерчает, иноди треба.

В дедовом дворе с незапамятных времен росла вишня, от старости такая высокая и разлапистая, что урожай собирать было легко: ветки крепкие, не переломятся, если по ним ползти до самых крайних недоступных вишенок. Хотя дед не велит:

– Нехай птицам будут!

Птицам так птицам, мне же хватает другой заботы – собирать вишневый клей: нутряной сок просачивается через кору дерева и насыхает на ней блестящими вязкими ручейками – вкусно! Значит, скоро будут варить варенье.

В каждом дворе на временных печках из глиняных кирпичей устанавливают медные тазы, залитую сахарным сиропом вишню – без косточек! – ставят на малый огонь, время от времени давая вареву остыть. Пчел и ос вокруг хотя и не тьма-тьмущая, но – много. Они заняты важным делом – кормятся, потому и не опасны. Варят вишню долго, пока солнце само, как медный таз, не сделается, а там и ночь. Отчего это с недавних пор кажется мне, что «древо вишневого рода горчайшие дни бытия усладит напоследок»? И слез так много – по каждому поводу и без.

Не однажды, заходя в незнакомую усадьбу, я еще от калитки вглядывалась вглубь: там, у сарая, что за дерево – яблоня, вишня, слива? В каждом дворе есть главное дерево – в моем саду памяти это дедова вишня. И снова представится, как в зеленой лаковой листве витают солнечные зайчики, догоняя самую большую, самую сладкую – того и гляди, истечет соком! – ягоду. Какими блестящими янтарными нитками вишневого клея изнизана корявая теплынь ствола! Как во все стороны брызжет терпкий вишневый нектар, когда вынимаешь из ягод розовые крепкие косточки, как долго потом не отмываются ладони…

Потому, наверное, отец мой наследно любил вишню: в нашем даргорском саду он посадил пять вишенных деревьев, и каждое рожало ягоды разного вкуса – от терпко-горьковатого до сочно-сладкого.

А маме нравилась слива. Даже после смерти отца, когда мы ни садом, ни огородом почти не занимались, мама не забывала обихаживать свою любимицу, и слива отвечала многоведерными урожаями.

Однажды весной, находясь на телевизионных съемках в Палласовском районе, я познакомилась в селе Эльтон с егерем Владимиром Андреевичем Лопушковым. Он показал много прекрасных заповедных мест, мы даже танец журавлей видели, мы даже наблюдали издалека за жеребящейся посреди степи под призором вожака табуна кобылой…

А когда возвращались в райцентр, я углядела на горизонте разноцветную, пухово колышущуюся живую кайму:

– Ой, что это?

Лопушков радостно отозвался:

– А это биологическая балка, там такие чудеса произрастают!

И вскоре мы уже спускались по крутым откосам, сроду не знавшим тропок, к ручью на цветущем дне балки, к невиданным мной ранее травам, кустарникам и деревьям. К кружащему голову птичьему пению, особенно звучно-густому в замкнутом разноцветном пространстве. К солнцу, наконец, прорывавшемуся сюда длинными, подрагивающими во влажном воздухе, косистыми лучами.

Залитые весенним цветом вишни и слива стояли здесь рядышком, вместе. И так было красиво смотреть на сияющие благорозгные кроны, что я призналась:

– Словно отец с матерью, это ведь их деревья…

– А как звали родителей ваших? – тотчас спросил егерь.

– Михаил и Валентина.

– Ну, стало быть, так и буду теперь называть эти дерева. Не беспокойтесь, пригляжу.

Я была счастлива: родительские души все время дают знать, что они рядом со мной, где бы я ни находилась, где бы ни пригодилась.

А мое дерево – крошечная сосна в саду-дендрарии Ивана Васильевича Дударева. По совершенной случайности съемочная группа «Свечи» приехала к этому старейшему, знаменитейшему в России ботанику-растениеводу в день моего рождения, и я радостно, по-праздничному наслаждалась созерцанием прекрасных, невиданных в нашем степном краю деревьев и цветов. Чтобы их вырастить, Дударев долгие годы облагораживал непригодную для благополучия экзотических растений богарную землю волгоградской окраины. И земля преизобильно осветилась кружевными всходами живоносной красоты.

Понаблюдав за моими восторженными охами и ахами, добрейший Иван Васильевич предложил после съемок почаевничать, тут и открылось, что я – именинница.