– Долго ли, коротко ли… – Гервант перешел на язык сказки, – жил был один охотник, и было у него двое детей – мальчик и девочка. Очень хорошенькая девочка, младшая сестричка. Ее сердце было таким же добрым, как и милое личико…
Когда на Герванта находила редкая блажь рассказывать, разбойники устраивались поудобнее и слушали. Истории нелюдя, часто скабрезные или откровенно циничные, обладали одним достоинством – смыслом. Медлительно растягивая слова под шорох деревьев, роняющих свой последний рыжий наряд, Гервант бродил по дальним тропам своих воспоминаний, куда предпочитал обычно не заглядывать.
– Дело было в Эрендоле. Жена, дети, маленькая хижина и простое огородное хозяйство – вот и все, что нужно было охотнику, чтобы чувствовать себя счастливым. Людская деревня, ближайшая к границе, подкидывала ему деньжат за охрану от лесных тварей и вредных остроухих эльфов. Последние, к слову, в сторону Эймара и не смотрели, но уж так повелось на границах: кто по ту сторону – тот и враг. А сам охотник был не то, не сё – как есть нелюдь, человек наполовину. Вроде меня, но я на четверть.
Гервант рассказывал о своем отце. До и во время войны поселения полукровок на границах Эрендола не были редкостью. Нелюдей свободно пропускали как вглубь страны эльфов, так и в Эймар, но отношение к ним всегда было особенным.
– Эльфы проживали от хижины неподалеку – всего-то день пешком, и к вечеру ты перед запертыми воротами их поселения. Мне-то, конечно, открывали, но смотрели так, будто я воровать пришел. Я для всех был едино человек: для эльфов чуть менее противный, чем прочие, а для деревенских парень что надо, но малость подпорченный. Но Лиандра – дело другое, моя сестричка с острыми ушами уродилась – такая «игра крови» у нелюдей-полукровок иной раз случается. Война где-то шла своим чередом, – продолжал рассказ разбойник, – до нашей хижины доносились лишь обрывки красивых фраз о громких победах, а по эрендольским лесам в поисках необычной смерти шатались вшивые дезертиры с обеих армий. Как говорил мой батюшка: «Не будь дураком, не суйся в чащу, как в темный угол, где тебя не найдут. Обязательно отыщут и съедят с удовольствием». Даже я крепче сжимал арбалет, когда шарахался по лесу затемно, а вот сестричку лесные твари не трогали: ни волки, ни вепри, ни другая гадость, что рождается не природой, а магией. Возможно, она была слишком тощая, или секрет какой знала, я и сейчас не понимаю. Но ходила Лиандра в селение к эльфам часто, училась у них собирать всякие травки, вышивать и прочей бабской ерунде.
– Давно надо было все границы перекрыть, еще до войны, хоть одна страна цела бы осталась, – неожиданно зло высказался эльф Хан, перебивая Герванта.
– А ты тогда какого мерина среди нас делаешь? – отчего-то вспыхнул Тас, как только услышал звук его голоса. Лицо мужчины, по самые глаза заросшее черной курчавой бородой, пошло пятнами, выдавая буйный нрав и личную неприязнь к Хану, – туточки – Морея! Вот и катился бы к себе в Эрендол!
– Не твоего ума дело, Тас, кому где быть, – отрезал главарь, – ты в политике разбираешься пуще, чем в грамоте.
– Я грамот не разумею! – запальчиво выкрикнул бородатый разбойник.
– И я к тому. Твое «разумение» и до эльфов не допрыгивает. Разные они. Те, что в Озерном краю, – к людям ближе, покладистей, но и в разы гаже. А эрендольские, как наш Хан – гордые, как демоны. У них магия особенная, шибко для имперских ариев вредная, да и следопыты эрендольцы такие, что поискать.
Главарь намеренно назвал Хана «нашим», объединяя эльфа и остальных разбойников. Тас, посопев, замолк, но эльф мириться не собирался.
– Свинья морейская, – Хан громко бросил в Таса оскорбительным определением и пошел к своей лошади, – я скоро вернусь, Гервант.
Нелюдь кивнул. Разбойники молчали и в ссору не вмешивались. Тас одумался и предпочел пропустить слова эрендольца мимо ушей. Одна странница обернулась и встретилась с Ханом глазами. Черные буравчики зрачков эльфа брезгливо скользнули по ее лицу. Хан сел на лошадь и уехал. Неприятно удивленная девушка сжала руки на коленях и прислушалась к рассказу Герванта.
– Эрендольские нелюди не воевали, но наверху что-то переиначили, и за мной пришли, – продолжал Гервант, – к тому времени отец уже скончался, а Лиандре исполнилось семнадцать. Эльф в этом возрасте – почти что ребенок. Но это не важно.
Нет, это было важно! Гервант не стал рассказывать о воплях матери, умолявшей именем Создателя оставить единственного кормильца в семье, о своем бессилии и злости. Маг-арий, состоящий на службе у короля Родерика, остался глух к ее мольбам, и даже испуганное личико Лиандры его не разжалобило. Герванта забрали на войну.