Душа бизнеса. Современная этика предпринимательства

В контексте этого положения об игре в организации, игре на рабочем месте, вы также говорили о праве человека на ошибку. Это что-то новое. Ведь все люди очень боятся совершать ошибки. Все хотят, чтобы у них получалось все с первого раза. Такая у многих позиция. Что вы думаете по этому поводу?

Майрон Кельнер-Роджерс: У меня есть сын, ему четыре года, и это человек, который знает толк в играх. Я могу долгими часами просто наблюдать за тем, что он делает. Когда я смотрю на его игру, меня переполняет ощущение, что я прикасаюсь к величайшим тайнам мироздания. Когда он начинает играть с какой-нибудь вещью, лежащей перед ним, то может совершенно забыть о ее прямом назначении и начать создавать для нее собственную реальность. Он не боится совершать ошибки. Когда появляется что-то новое, не знакомое для него, он стремится понять это и включить в свою игру.

Подобный поток свободного творчества, возможный только в детской игре, к сожалению, практически невозможно увидеть в современных организациях. Способность постигать новое и изобретать требует от нас умения делать ошибки в истинном значении этого слова – ошибиться и иметь храбрость с гордостью признать это, получив хороший урок в какой-то ситуации. Обучение невозможно без ошибок, как в детской игре, так и в гигантских корпорациях. Но мы, к сожалению, избегаем этого.

Маргарет: Если внимательно посмотреть на нашу жизнь и на работу коммерческих организаций, то мы увидим, что ошибаемся постоянно. Но вместо того, чтобы учиться на этих ошибках, мы начинаем лихорадочно суетиться, чтобы скрыть факт своей некомпетентности. Страх перед неудачей не позволяет нам рисковать и добиваться успеха.

Однажды мы работали с клиентом из огромной всемирной производственной компании. Он рассказывал, что, проведя в этой компании многие годы, понял, что оправданный риск всегда так или иначе приводит к положительным результатам. Он поменял язык общения в своей организации. Он сказал: «Мы же здесь для того, чтобы заниматься экспериментами!» (а это было химическое производство, так что его слова имели смысл). Он перевернул отношение к работе. Он показал людям, что если уж они экспериментируют, то с помощью этих экспериментов необходимо узнать, что работает, а что нет. Но тема риска – это несколько другая область. Риск связан с нашим страхом перед неудачей.

Майрон: В любом эксперименте не может быть неудачи по определению. Главное – результат, неважно, положительный или отрицательный. Он и есть цель эксперимента.

Как вы думаете, не закладывается ли постоянный страх перед ошибками уже нашей системой образования? Ведь нас учат с детства, что если мы ошибаемся, это значит, что мы не справились, потерпели неудачу. И если мы получили двойку на контрольной, то мы опозорились. Складывается непоколебимая уверенность, что в жизни все надо делать идеально. Как нам преодолеть этот барьер, представление о том, что возможен только единственный верный ответ?

Маргарет: Конечно, в государственных образовательных учреждениях закладывается много всего хорошего. Но организация образовательного процесса совершенно никуда не годится. Просто необходимо перестать судить об учениках по успехам на стандартных тестах и гораздо больше внимания уделять сочинениям и самостоятельным проектам, то есть тем видам работы, которые будут отражать их индивидуальность. Впрочем, если внимательно присмотреться к нашей образовательной системе, мы обязательно увидим учителей, осознавших необходимость нововведений и уже вовсю экспериментирующих.

Майрон: Понимаете ли, школы ведь практически не отличаются от наших индустриальных корпораций и других бюрократических учреждений. Они ставят во главу угла необходимость скорейшим образом увеличить продуктивность каждого человека. Но это механистическое отношение. Тогда уж надо задать себе вопрос: могут ли люди быть столь же продуктивными, как и машины?