Душа греха и разврата

Айрис кажется искренне счастливой. Дейзи выглядит так, будто она в другой плоскости от всех остальных. Пустая улыбка. Пустые глаза. Дорогой папочка выглядит по-настоящему счастливым, его улыбка доходит до глаз и морщит кожу вокруг них.

Теперь Синди.

Она одета в простое свободное платье, её волосы, золотые на солнце, свисают за плечами густыми, блестящими волнами.

Я увеличиваю фотографию. Её улыбка едва заметна. Она не касается её глаз, и её глаза… о, они полны печали.

Синди, кто тебя так расстроил? Это была Иветта?

Есть ещё пара фотографий с той же съёмки. Это должно было быть какое-то счастливое семейное дерьмо, на котором настаивала Иветта, потому что фотографии постановочные и вынужденные, как и вся её личность. На некоторых из них семья сидит на большом пледе, а рядом с ними стоит открытая ими корзина для пикника.

Я закатываю глаза от посредственности этой сцены. Иветта явно не понимает истинного счастья, и эта имитация — её толкование этого. Как будто кто-то попросил робота или ИИ показать счастливую семью.

Всё это происходит по принуждению, и её дочери выглядят всё более скучающими, а Синди — всё более неловкой. Иветта при этом улыбается странной, пустой улыбкой.

Затем я перестаю прокручивать.

На экране — фотография Синди в одиночестве. Она сидит на пледе, колени подняты, и её руки обхватывают ноги. Она смотрит немного влево, поэтому её лицо не полностью в профиль. Её взгляд наполнен сильной тоской.

Это фото не постановочное.

Фотограф сделал это фото без её ведома. Я понимаю, почему. Она выглядит неземной и прекрасной. Будто ангел упал с неба и приземлился на одеяло.

Я хочу забрать этого ангела и наполнить её своим греховным семенем. Продаст ли она мне свою душу?

Господи, вчера ночью я трахнул какую-то шикарную рыженькую, и всё же я твёрдый, глядя на Синди на одеяле, уставившуюся в пространство. Такая несчастная и такая чертовски соблазнительная.

Я представляю, как ползу к ней по одеялу, толкаю её на спину и поднимаю её платье по ногам, а она протестует против неуместности того, что я делаю это на улице, где все могут увидеть.

— Нико, не надо, — она опускает платье, а я хватаю её за запястья и сжимаю их над головой, просовывая руку в трусики. Они будут из простого белого хлопка, невинного и чистого, как она сама. Затем я просунул бы пальцы между её складочками, и она была бы вся горячая и мокрая.

Я стону и расстёгиваю штаны, доставая свой твёрдый, ноющий член.

Никто не входит в моё личное пространство без стука, даже Джеймс. Я в безопасности, чтобы заниматься здесь любым развратным дерьмом, каким захочу.

Я смотрю на лицо Синди, её глаза, пока представляю, как пробую её. Вздохи, перемешиваются с её бормотанием, умоляющим меня остановиться, потому что кто-то может увидеть, но потом она стонет и тычет свою киску мне в лицо, соблазняя меня, несмотря на её протесты.

Её трахали? Готов поспорить, что её никогда не трахал кто-то вроде меня. Может, какие-то местные парни, но я этом сомневаюсь. Она выглядит чопорной. Набожной. Паинькой.

Я хочу испачкать её в моём грехе так же, как она была испачкана в пепле.

Я бы кончил на неё и втирал бы сперму в её кожу. Может, я бы заставил её идти домой без трусиков, с моим семенем, стекающим по её бёдрам. Мы бы остановились поговорить с какими-то местными людьми, и Синди будет в ужасе, когда мокрый беспорядок остынет на её коже. Потом, когда мы будем вне поля их зрения, я бы толкнул её в живую изгородь, и воспользовался бы своими пальцами, чтобы затолкать мою сперму внутрь неё, где ей самое место.

При этой мысли я с ворчанием кончаю и забрызгиваю её фотографию на одеяле своей спермой. Если я не могу пометить её настоящую, то запятнаю её фотографию.

Когда я кончаю и оргазм сходит, оставляя меня ленивым и сытым на некоторое время, я смеюсь над её образом. Синди всё ещё сидит на одеяле, но теперь она покрыта мной.

— Я получу от этого огромное удовольствие, — говорю я её образу, вытирая экран шёлковым платком. — Ты даже не представляешь, что тебя ждёт.

Стук в мою дверь тихий и сдержанный.

— Входи.

Джеймс заходит в мой кабинет, одетый в костюм, что значит, что он решал какие-то юридические дела, или что-то ещё для нас.

— Ты выглядишь странно спокойным, учитывая, что в ближайшие несколько дней мы переезжаем в эту пропитанную туманом дыру, — он качает головой.

— Это может быть забавным. Я с нетерпением жду этого.

Его глаза сужаются, когда он садится.

— Всё ещё думаешь о падчерице?

— Да.

— Хм-м-м, — это всё, что он говорит в ответ.

— Готов уезжать? — спрашиваю я.

— Да. Всё уже упаковано. Положи ещё несколько джемперов, — он закатывает глаза. — Там всегда грёбаный холод.

— Я уверен, что это преувеличено. Это не так уж и далеко на север.

— Всего лишь слегка преувеличено. Поверь, там не так жарко, как в Лондоне летом, и часто идут дожди. А ещё есть мошки.

— Что?

Он смеётся.

— Маленькие мухи, которые кусаются, очень много.