Душа мира

Странно и дико было идти по пыльному грязному полу, некогда блиставшему чистотой, странно было видеть сор, запустение, хлам там, где каких-то три месяца назад толпились веселые жизнерадостные люди, что-то изобретали, о чем-то спорили.

Свой запыленный и слегка поржавевший аппарат я нашел в кабинете Ермолова. Запасные кристаллы были заперты в большом сейфе. Там же оказались два ящика с мелкими кристалликами рубина. Очевидно, Ермолов что-то собирался с ними делать...

Через несколько дней мы были в Хокай-Рох. Там мы нашли совершенно обезумевшего Заозерского, одного в пустой многоэтажной станции. Неделю мы "откачивали" его, пока не привели в божеский вид. Затем втроем мы взялись за работу...

И вот, наконец, мы поставили свой первый эксперимент... В основу его легла идея моего усилителя биотоков. Эрик рассуждал примерно так:

- В нашем случае твой излучатель играет роль экрана. Он должен сконцентрировать рассеянное излучение биотозы и вернуть его в виде прямолинейного пучка на тело биотозы. Этот участок Души Мира становится как бы замкнут на самого себя. Он выключается из общего потока энергии, рассеиваемой биотозой. Так ли это, мы должны проверить.

Опыт опасный, мы это знали. Но все, что ни делается с Душой Мира, опасно.

Я сказал, что буду проводить первый опыт. Эрик долго не соглашался, но это пустое, потому что никто не знает, где опаснее: стоять в стороне или находиться возле прибора.

И вот наступил этот день. Выпал снег, но здесь еще тепло. И он весь растаял. Эрик и Заозерский ушли, пожав мне руку. Я нацелил рефлектор на биотозу. Надел шлем со всеми штуками для эмоционально-физиологической записи, пододвинул микрофон поближе и... Я медлил. Задача у меня простая: проверить, пропускает ли рефлектор излучение биотозы, и подробно описать свои ощущения. Магнитная проволока уже шуршит у меня на коленях. Вот хлопнула дверь. Они ушли. Я бросил последний взгляд на туманную громаду биотозы и включил излучатель на полную мощность. Лимонный луч брызнул мне в глаза. А потом все исчезло...

Я шел по земле, где многое из того, что мы считали своим будущим, стало глубоким прошлым. Я знал, что давным-давно прошагали по этой планете и капитализм, и социализм, и коммунизм, и множество других общественных формаций, которым еще нет названия в наших словарях.

Почва была удивительно гладкой и плоской. Там, где я шел, она напоминала ровный пол, покрытый толстым ковром незнакомой мне, пружинившей под ногами травы. Светило солнце, на небе не было ни единого облачка. Мне было ясно, что геометрическая правильность окружающей меня природы вызвана ее искусственностью. Я шел очень долго, и ландшафт вокруг меня не изменялся. Нигде я не встречал ни рек, ни оврагов, ни лесов. Насколько хватал глаз, тянулась однообразная зеленая равнина. Солнце уже клонилось к закату, но темнее не становилось. С востока разливалось голубоватое сияние, оно все усиливалось, и, когда солнце скрылось, равнину освещал все тот же ослепительный свет.

Внезапно я увидел людей, парящих в воздухе. Они неслись с огромной скоростью на высоте семи-восьми метров над землей. Их было трое. Заметив меня, они резко отклонились от своего курса и направились ко мне. Они были далеко от меня, и я не мог различить их лиц. Страшное возбуждение овладело мной, голова закружилась, и я упал лицом в пряно пахнувшую траву, под которой блестела вода.

Я очнулся от резкого света, ударившего в глаза. Надо мной склонились люди. Сначала я подумал, что они совершенно голые, потом увидел на их телах трудно различимую, чуть поблескивавшую пленку. Она напоминала рыбью чешую. Люди были как люди. Высокие, статные, крепкие. Только совершенно безволосые. Без бровей, без ресниц. Они показались мне странными. Но я был бесконечно рад, что и после миллионолетий на Земле остались люди. Меня поразили их необыкновенно маленькие рты. Мужчины и женщины, окружившие меня, были очень похожи друг на друга. Казалось, передо мной братья и сестры. В них была какая-то еще непонятная мне красота. Они не разговаривали, только изредка переглядывались и улыбались.

Я застонал. Все сразу ушли, и надо мной склонился худой мужчина, по-моему глубокий старик, хотя держался он как юноша. Его проницательный взгляд скользнул по моему лицу, телу, одежде. Мне показалось, что он остался доволен осмотром. Он улыбнулся мне. Резко очерченные маленькие губы раздвинулись, и я увидел рот, лишенный зубов. Это было совсем не уродливо. Я понял, что так и должно быть, что таковы люди далекого будущего. Мне хотелось пить, и я сказал об этом. Старика, казалось, поразил звук моего голоса. Он на секунду отодвинулся от меня. Затем осторожно провел рукой по моему лбу и щекам. Ощущение жажды пропало. По телу разлилась бодрость. Я смог сесть и оглядеться.