Душа осьминога

В очередной раз, когда я приехала к Кали, вокруг ее резервуара, словно вокруг офисной кофемашины, уже толпилась небольшая группа сотрудников и волонтеров. Они по очереди опускали руки в ледяную соленую воду, чтобы поздороваться с осьминогом.

Казалось, Кали высовывала свои щупальца через отверстия в бочке именно в надежде пообщаться. Всего за две недели она заметно выросла, стала сильнее и еще любопытнее.

— Ей скучно, — говорит Уилсон, откручивая крышку бочки. — Вернее, она скучает, когда нет гостей.

Мы предлагаем Кали свои руки, и она немедленно обхватывает их присосками. Мы можем почувствовать ее интерес по силе присасывания, по нетерпеливому ощупыванию наших рук. Она читает нас, как книгу, написанную на некоем осьминожьем аналоге шрифта Брайля. Но ей этого мало — она хочет не только осязать нас, но и видеть. Продолжая змеиться щупальцами по нашим рукам, она высовывает из воды голову и смотрит на нас.

Щели ее зрачков всегда расположены горизонтально, независимо от положения самого осьминога. Это обеспечивается благодаря органам равновесия — статоцистам. Статоцисты представляют собой похожие на пузырьки структуры, выстланные изнутри сенсорными клетками с ресничками. Они содержат крошечные минеральные включения, которые перемещаются под воздействием движения и гравитации. Несмотря на неизменно горизонтальное положение, толщина зрачка может меняться в зависимости от освещения и других факторов. Как правило, при ярком свете ее зрачки сужаются, но сейчас они расширились, что мы также наблюдаем у влюбленного или возбужденного человека.

Уилсон протягивает ей рыбу, но она передает ее прочь ото рта. Это непривычное поведение для такого быстрорастущего молодого животного. Кажется, ее жажда общения намного сильнее аппетита. Кали пытается взобраться по нашим рукам как можно выше. Ее переливающиеся мускулистые кончики щупалец уже добрались до моего локтя и предплечья и трогают рукава моей рубашки. Мы аккуратно отрываем от себя ее щупальца и кладем в воду, но она снова хватается за нас, как цепкая обезьянка.

Через несколько минут Уилсон прерывает наше общение. Он не хочет, чтобы Кали перевозбудилась.

— Она еще ребенок, — говорит он. — Давайте дадим ей отдохнуть.

Билл, который в это время чистит аквариум с колонией сабеллид (сидячих многощетинковых червей с красивыми перьями-щупальцами на голове), сообщает, что недавно Кали развлекала иностранных гостей из Пекинского аквариума. Они были немало удивлены тем, что им разрешили прикоснуться к осьминогу, и еще больше их поразило дружелюбие Кали. «Они считали, что осьминоги очень опасны», — со смехом сказал Билл.

У многих людей морские существа вызывают иррациональный страх. Действительно многие из подопечных Билла опасны, вооружены острыми зубами или ядовитыми иглами. Но все шрамы на его руках, говорит Билл, оставлены стеклом, инструментами и другими острыми предметами. «Отвертки гораздо опаснее любых животных, — смеется он. — Да, осьминоги могут укусить. Или причинить другой вред. Но страх, который испытывают перед ними люди, несоизмерим с реальной угрозой».

Аквариум Новой Англии существует больше сорока лет, но лишь сравнительно недавно люди осмелились вступить в контакт с осьминогами.

— Еще пятнадцать лет назад никто и не думал к ним приближаться, — сообщил Уилсон.

Бостонский океанариум стал одним из первых в стране, где было решено воссоздать естественную среду обитания животных. Это был мудрый шаг: его экспозиции стали не только более познавательными и наглядными для публики, но и более интересными для его обитателей. Однако, за исключением тюленей и морских котиков (и, разумеется, зеленой морской черепахи Миртл, которая не потерпела бы такого игнорирования), политика имитации природных условий все еще не предусматривала тесного взаимодействия человека с рыбами, рептилиями и беспозвоночными.

За обедом Уилсон и Скотт рассказали мне о том, как произошла «тихая революция», которая постепенно охватила многие зоопарки и аквариумы по всему миру и коренным образом изменила отношения между людьми и содержащимися в неволе экзотическими животными.

— Все началось с Марион, — говорит Уилсон. — Марион была великолепна.

— Вы имеете в виду Марион Фиш или Марион — Укротительницу анаконд? — спрашивает Скотт.

Так вот, речь шла о Марион Фиш (это, кстати, была ее настоящая фамилия). Проработав двадцать шесть лет хирургической медсестрой, в 1998 году она вышла на пенсию и стала волонтером в бостонском океанариуме по средам. Она лично знала каждое животное и каждую рыбу, называла их по имени и с поразительной точностью могла определить настроение своих подопечных.

— Однажды мы сидели с ней у аквариума с осьминогом, — вспоминает Уилсон, — и Марион сказала: «Знаете, осьминогу нужно чем-то заниматься».

Идея «обогащения среды» — обеспечения адекватной физической и умственной стимуляции для содержащихся в неволе животных — в то время была относительно новой даже для шимпанзе и тигров, не говоря уже о рыбах и беспозвоночных. Прямой контакт со смотрителями и вовсе не предусматривался.