Душа осьминога

Анна позвонила Скотту и Дейву, чтобы предупредить, что завтра она пропустит смену в океанариуме, но они оба были уверены, что, если есть хоть какая-то надежда, что ей там станет легче, стоит приехать. И она приехала. И на следующий день тоже. В среду она помогала в галерее Холодных Морей, когда Дейв предложил ей поиграть с Октавией. «До этого дня я уже со счета сбилась, сколько раз общалась с Октавией, — написала мне Анна, — поэтому думала, что знаю ее довольно хорошо. Но в этот день она словно почувствовала, что со мной что-то не так. Она была намного нежнее, чем обычно, и словно обнимала меня щупальцами за плечи. Трудно объяснить почему, но мне казалось, что она меня поняла…» Когда вы регулярно взаимодействуете с животным, вы учитесь чутко подмечать малейшие изменения в его привычном поведении, а оно в вашем.

«Рядом с ней я лучше выражаю свои чувства. Когда мне плохо, тремор усиливается. У меня слабеют руки, температура тела падает, — написала Анна. — Когда Октавия всплыла ко мне на поверхность, все чувства, которые я пыталась спрятать внутри, словно хлынули наружу. Я разрыдалась. Но потом я перестала плакать, потому что на мне был осьминог».

За исключением дня похорон Шаиры, Анна проработала в океанариуме всю неделю без выходных, за что была признана лучшим волонтером мая.

Остальные школьные годы были для нее не менее трудными; временами Анна пыталась избавиться от боли с помощью таблеток. Но она никогда не принимала их, если на следующий день ей предстояло работать с животными, и тем более не делала этого в самом океанариуме. «Когда я здесь, мне больше ничего не нужно», — призналась она.

«Это было самое тяжелое лето, — написала мне Анна, — но в то же время дни, проведенные в океанариуме, были лучшими в моей жизни. Я узнала, что можно одновременно испытывать счастье и печаль».

Именно это мы чувствуем при виде того, как Октавия, наш инопланетный беспозвоночный друг, в конце своей жизни с поразительным упорством и любовью ухаживает за неоплодотворенными яйцами. Нас переполняют душераздирающие чувства — и гордость, и печаль…

В своем романе «Таинственный сад» Фрэнсис Бернэтт описывает красоту и неприкосновенность яиц: «В этом саду не было ни единого человека, который бы всем своим существом не сознавал сокровенную истину: если забрать яйцо из гнезда или повредить его, весь мир вдруг закружится в бешеном круговороте и в одночасье разлетится на осколки… и наступит конец счастью, которым напоен этот сказочный весенний воздух». Яйца определенно были первым объектом любви в живом мире, а первым ее проявлением была забота о яйцах. Эта любовь — самая древняя, самая чистая и самая вечная. Она прошла через миллионы лет, через миллиарды живых видов. Недаром мудрецы говорят, что любовь неподвластна смерти.

И Анна — живое воплощение этой истины. Как Октавия заботится о яйцах, которым не суждено вырасти в маленьких осьминожек, так и Анна ухаживает за могилой своей лучшей подруги. Она рассказывает, как ищет самые красивые камни и приносит их на кладбище, потому что знает, что любовь длится вечно и даже смерть не в силах стереть ее след с лица земли.

Хотя из яиц Октавии не вылупятся детеныши, усердие и изящество, с которыми она за ними приглядывает, наполняет нас благодарностью. Неизбежная скорая смерть Октавии — акт самой сильной, самой зрелой и самой самоотверженной любви, на которую способно живое существо, какой бы короткой и странной ни была его жизнь.

* * *

В конце августа Октавия все еще активна и полна сил. Билл рассказывает, что за день до моего визита, когда он кормил актиний и морских звезд в ее аквариуме, Октавия вдруг вытянула руку, выхватила из щупалец соседей две мойвы и жадно их съела. «Она может прожить еще довольно долго, — с радостью говорит Билл. — Поэтому я придумал кое-что для Кали».

По словам Уилсона, Кали начала чудить. Сначала она обливала всех водой. Потом укусила Анну. Затем под дулом своего водяного пистолета требовала у нас мойву. В последнее время она стала вести себя как-то странно. Когда мы открываем крышку бочки, Кали всплывает на поверхность, но ненадолго. Почти сразу она опускается вниз, становится бледной и смотрит на нас со дна. Я спрашиваю Билла, беспокоит ли его такое поведение. «Пока нет», — говорит он.

В очередную Чудесную среду Кали ведет себя точно так же. Когда мы с Уилсоном открываем бочку, наша красавица пробкой выскакивает на поверхность — мантия раздута, перепонки между рук вздымаются подобно парусам. Но она не переворачивается вниз головой, чтобы попросить мойву. Уилсон берет ее вторую левую руку, разворачивает присосками вверх и кладет на нее рыбу. Она ее принимает. Но вместо того, чтобы съесть лакомство при нас, как раньше, она опускается на дно и бросает его там. Кажется, она предпочитает просто смотреть на нас, но не хочет взаимодействовать. Уилсону ничего не остается, кроме как закрыть крышку.