Душа Пандоры

Улыбка у Элени слегка натянутая, взгляд настороженный – готовится, если будет нужно, успокоить дочь.

Дочь…

– Привет. Амнезия, значит? – несколько нервно произнесла она.

Ощущения, что стоящая перед ней женщина – чужая, отчего-то не возникало, хотя Деми не могла вспомнить ни одного разговора с ней. Собственное отражение в зеркале подходило на роль незнакомки куда больше.

Уголки маминых губ опустились, но лицо расслабилось.

– Ты очень любишь чай, – после паузы поделилась она.

Деми тихо рассмеялась. Еще один факт в ее копилку.

– И собак, – добавила Элени.

Она сделала жест рукой, приглашая сесть к столу, пока наливала чай и наполняла хрустальную вазочку с медом. На самом столе обнаружились остывающие тиганитес[3] и еще одна вазочка с толчеными грецкими орехами.

– Ты уговариваешь меня завести щенка последние пару лет. – Она запнулась. – У меня аллергия, но ты постоянно об этом забываешь.

Не упрек – простая констатация.

Рука застыла в воздухе, не донеся тиганитес до рта.

– Это у меня с рождения? – Деми поморщилась. От того, что она «это» произнесет, хуже не станет. – Амнезия?

Элени кивнула, быстрым нервным жестом проведя рукой по волосам.

– Причем такая, которая не поддается никакой классификации. То есть она редкая… чрезвычайно. Я собирала информацию. Такие люди встречаются, но один раз за десятки лет.

– И в чем же именно проявляется ее уникальность? – медленно спросила Деми.

– Каждую ночь во время сна из твоей памяти стирается вся информация о тебе, о твоей личности. Все, абсолютно все прочее остается нетронутым или же вспоминается в течение дня.

Кухню наполнила напряженная, звенящая тишина.

«Как я реагировала раньше? Плакала? Долго отходила от шока?»

А ведь это «раньше» действительно существовало. Вся ее жизнь – постоянный цикл забвения и обретения воспоминаний.

– Ты росла почти обычным ребенком. Почти. Так же училась считать и писать, как и другие дети, давала куклам имена… Только свое постоянно забывала. Нас с твоим отцом это настораживало, но не пугало. А потом стало ясно, что с тобой происходит что-то неладное.

– Отец ушел из-за этого? – резко спросила Деми. – Он же… ушел?

Вывод сложился из воспоминаний об Элени, в которых та всегда оставалась одна. Нет, конечно, рядом находились коллеги, знакомые, приятельницы… И мужчины, которые, судя по взглядам, обращенным на Элени, были совсем не против стать Деми если не отцом, с чем уже опоздали, то отчимом.

– Да, но… – Мама растерялась. – Нет, не думаю. Господи, каждый раз говорить тебе об этом… Прости. У него другая семья, но он души в тебе не чает. Часто приезжает, постоянно интересуется, как у тебя дела. Просто… так вышло. Даже думать не смей – в этом нет твоей вины.

Деми кивнула, рассеянно глядя в окно. Теперь она припоминала рослого кареглазого мужчину, что разговаривал с мамой. Но не с ней.

С тех пор, как проснулась, она воскресила в памяти несколько человек и целый до тонкости прорисованный городок. Словно реставрировала старинную книгу, давая новую жизнь каждой из хрупких страниц, или строила замок из спичек – медленно, по одной крохотной детали. Однако любая попытка вспомнить, как кто-либо из так называемых знакомых обращается к ней самой, а не к ее родителям или посторонним, оборачивалась неудачей.

Деми была призраком в собственных воспоминаниях. Тенью, что отбрасывает человек, тенью, что лишь наблюдает за миром живых, но стать его частью не может.

– Если я просыпаюсь, уже себя не помня, значит, потеря памяти происходит во сне? А что, если…

– Не спать? Ты пробовала, милая. Это еще хуже.

Деми перевела взгляд на маму, требуя конкретики. Элени вздохнула, явно не желая расстраивать дочь еще сильней. Но она должна понимать: когда восприятие себя и мира размыто, словно картина с холста, на который пролили воду, ценна каждая деталь, каждый крохотный элемент пазла.

– После полуночи… С каждым часом ты начинала понемногу забывать. Сначала незначительные факты, потом – целые годы. Все, что воссоздавала на протяжении минувшего дня. И смотреть, как ты по кусочку теряешь себя… Это жутко.

Деми отодвинула тарелку. Аппетит пропал, так и не появившись.

– Пойдем, кое-что покажу, – мягко сказала Элени.

Вслед за ней Деми вернулась в спальню. Пройдя к тумбочке у окна, Элени выдвинула нижний ящик и поманила ее к себе. Ящик оказался полон крохотных блокнотов на спирали.

– Это все ты. Твоя история.

– Дневники?

– Что-то вроде, хоть ты не раз говорила, что вести дневник в твоем возрасте – это глупо. Там заметки о тебе, отражение твоего самопознания, понимания самой себя.

Элени улыбнулась улыбкой отстраненной, почти печальной, проведя пальцем по корешкам. Деми замерла, не дыша.