Душа после смерти: Современные «посмертные» опыты в свете учения Православной Церкви

Душа, воспаривши по смерти на воздух ко вратам небесным, и там не постыдится врагов, имея за себя с собою Христа; но и тогда, как ныне, дерзновенно возглаголет к ним во вратех. Только до самого исхода своего да не скучает она день и ночь взывать ко Господу Иисусу Христу, Сыну Божию; и Он сотворит отмщение ее вскоре, по неложному Божественному обетованию Своему, которое изрек Он в притче о неправедном судии: ей, глаголю вам, сотворит отмщение вскоре (Лк. 18, 8), — и в настоящей жизни, и по исходе ея из тела (§ 149).

Найдет, наконец, и на нас час смертный, — придет, и избежать его нельзя; и — о, если бы воздушный князь мира, пришедши тогда, нашел беззакония наши малыми и ничтожными, чтобы не мог справедливо обличить нас! — Иначе восплачемся тогда, хотя уже бесполезно (§ 161).

[Тот, кто не живет в трезвении] не освободится... также от греховных, Богу ненавистных дел, слов и помышлений. Таковые во исходе своем не минуют свободно (имеющих сретить их) князей тартара (§ 4).

Из «Подвижнического слова» блж. Диадоха, епископа Фотики (Добротолюбие. Т. 3):

Если же мы не будем достодолжно и об этих (невольных и неведомых) грехах исповедоваться, то во время исхода нашего страх некий неопределенный найдем в себе. А нам, любящим Господа, надлежит желать и молиться, чтобы в то время оказаться не причастными никакому страху, ибо кто тогда будет находиться в страхе, тот не пройдет свободно мимо князей адских, потому что эту боязливость души они считают за признак соучастия ея в их зле, как это в них самих есть. Обрадоваемая же любовию Божиею, душа в час разрешения от тела с Ангелами мира несется выше всех темных полчищ (§ 100).

Из «Ста увещательных глав к монахам, находящимся в Индии» преп. Иоанна Карпафского (Добротолюбия. Т. 3):

С угрозою и бранью дерзко нападает враг на душу, только что исшедшую из тела, являясь горьким и страшным обличителем в падениях ея. Но можно видеть тогда и то, как боголюбивая и верная душа, хотя многократно прежде уязвлена была грехами, не боится его нападений и угроз, а паче его является сильною в Господе, окрыляется радостью, воодушевляется мужеством, видя сопровождающие ее небесные силы и, как стеною, ограждающий ее свет веры, и с великим дерзновением взывает против злого диавола... От таких дерзновенных слов души, наконец, даст диавол, раздирающий испуская крик, в бессилии устоять против имени Христова (§ 25).

Из воскресного Октоиха тропарь Божией Матери:

... В час мя страшный смертный Ты исхити оглаголующих демонов и всякия муки (полунощница воскресная, глас 1, Богородичен по 6-й песни канона).

Можно видеть, что изречения не передают полно православного учения по данному предмету. И это понятно: нет необходимости «определять» или обосновывать учение о мытарствах всякий раз, когда о нем идет речь, ведь сами авторы и читатели аскетических произведений и богослужебных песнопений с ним уже знакомы и которое принимают. Попытка критика, отметившего некоторые изречения, провести различие между опытами до и после смерти, отрицая саму возможность совершения их после смерти (6:12, р. 24), искусственна и является «логическим выводом» из его ложного учения о «сне» души и не имеет основания ни в аскетических, ни в богослужебных текстах. Реальность бесовских «истязаний» (testing) одна и та же, а мытарства лишь их заключительная фаза, иногда начинающаяся в конце жизни, а иногда — после смерти.

В православной аскетической литературе, житиях святых и богослужениях упоминаний о мытарствах множество; большинство из них еще не переведено на английский язык. Но критик, делая ссылки на такие источники, вынужден толковать их не в соответствии с контекстом, а, скорее, с собственными логическими заключениями о жизни после смерти.

Например, цитируя молитву св. Евстратия (полунощница субботняя): «... Да не узрит душа моя мрачнаго взора лукавых демонов, но да приимут ю Ангели Твои светлии и пресветлии» (6:12, р. 23), — критик считает ее доказательством того, что душа не видит (и не может) видеть демонов после смерти, потому что это необходимо для его теории, что душа тогда «спит». Но непредубежденному читателю ясно, что данное место в молитве означает обратное: святой молится о том, чтобы не увидеть демонов потому, что это обычный удел души после смерти! Последнее ясно из контекста всей молитвы св. Евстратия, где прошению предшествуют слова: «...яко смятеся душа моя, и болезненна есть во исхождении своем от окаяннаго моего и сквернаго телесе сего.

Да не когда лукавый сопостата совет срящет, и препнет ю во тьме за неведомыя и ведомыя в житии сем бывшия ми грехи». Очевидно, что учение о демонском «истязании» души после смерти (дано ему название «мытарств» или нет) было знакомо св. Евстратию и составляет смысл и основу молитвы. Поэтому свт. Игнатий использует ее как указание на то, что сие учение было хорошо известно Церкви еще в начале IV века297.