Душа самоубийцы

Так обстоит дело с тифом: в смутных, бредовых сновидениях, в жару и забытьи больной ясно слышит призывный голос жизни. Уверенный и свежий, этот голос доносится до него, когда он уже далеко ушел по неведомым, раскаленным дорогам, ведущим в тень, мир и прохладу. Встрепенувшись, человек прислушивается к этому звонкому, светлому, чуть насмешливому призыву повернуть вспять, который донесся до него из дальних, уже почти позабытых краев. И если он устыдится своего малодушия, если в нем шевельнутся сознание долга, отвага, если в нем вновь пробудятся энергия, радость, любовь, приверженность к глумливой, пестрой и жестокой сутолоке, которую он на время оставил, то как бы далеко ни завела его раскаленная тропа, он повернет назад и будет жить. Но если голос жизни, до него донесшийся, заставит его содрогнуться от страха и отвращения, если в ответ на этот веселый, вызывающий окрик он только покачает головой и отмахнется, устремившись вперед по пути ему открывшемуся, тогда — это ясно каждому — он умрет58.

Перед вами потрясающе точное описание внутренних споров, происходящих в душе самоубийцы, именно таким образом и осуществляется эта наводящая ужас работа.

Душевная боль является тем переживанием, от которого защищается человек. Однако при этом самыми существенными обстоятельствами остаются его нежелание переносить и терпеть боль, основные черты личности, делающие его самим собой, его чувство идентичности и, особенно, его идеальное Я и сознаваемая идеальная идентичность. Иными словами, то, каким образом в действительности человек воспринимает себя, оставшись наедине с собой. Здесь мне хочется привести слова моего коллеги, Роберта Литмана:

Люди совершают самоубийство потому, что не в состоянии принять переживаемой боли, ибо она не согласуется с их концепцией своей личности, с их собственным идеалом. Поэтому я полагаю совершенно необходимым включать в долговременное лечение людей с хроническими суицидальными тенденциями помощь в изменении концепции своего Я, чтобы в конце концов они пришли к осознанию, что боль, представляющаяся им уникальной, на самом деле не имеет существенных отличий от той, которую переживают другие люди, и что их личность в своих основных чертах весьма сходна с личностными особенностями, свойственными остальным людям.59

Ведь получается, что в реальной жизни многие люди, не имеющие суицидальных намерений, считают себя похожими на своих ближних. Однако самоубийцам бывает свойственно чувство, что испытываемая боль является в чем-то уникальной, что она не сравненно сильнее боли и страданий, которые переживают другие люди, и это отношение делает ее особенно невыносимой — владеющее ими чувство начинает граничить с идеями величия. Так происходит из-за того, что самоубийцы часто ограничивают общение с остальными людьми и беседуют лишь с самими собой. Они считают свои страдания и смерть уникальными. Им грезятся собственные похороны, плачущие родственники и близкие — то есть в некотором смысле они продлевают свое существование в этом мире, по крайней мере, на какое-то время после смерти; о них помнят и не забывают; они остаются живыми в душах других людей.