Женщина насупилась.
— Нет у меня мужа.
— Парень?
— И парня нет. Сбежал, как две полоски увидел. Только пятки сверкали.
— «Скорую» почему в магазине не вызвала?
— У первородки схватки длятся десять-двенадцать часов. В лучшем случае. Вот я и решила, что успею домой сбегать и сумку собрать.
— Телефон с собой?
— Дома, — она заойкала и принялась гладить живот обеими руками. — Боялась, что ограбят. Ночь ведь уже.
— Мой тоже дома. Похоже, стремительные роды у тебя, раз уже схватки начались. На улице оставаться нельзя. — Ромка закинул её руку к себе на шею и, аккуратно поддерживая за поясницу, повёл к подъезду. — На второй этаж подняться сможешь?
Женщина кивнула и снова запричитала, на чём свет стоит костеря своего благоверного.
Кое-как Ромка дотащил её до квартиры и втолкнул внутрь. Ключами не гремел, видимо, дверь так и стояла открытой. Снял с неё пуховик и, усадив на краешек стула, стал звонить в «скорую»:
— Первородка, стремительные роды. Воды отошли минут двадцать назад. Схватки повторяются примерно через каждые четыре минуты. Сколько? — второпях спросил он, глядя на женщину.
— Чего сколько? — проревела она, держась за поясницу.
— Ну не лет же, недель.
— Тридцать восьмая идёт.
Повторив её ответ в трубку, Ромка назвал наш адрес. Женщина снова вскрикнула. Присмотревшись, я поджала губы. Нет, не женщина. Молодая слишком. Скорее девчонка, чуть старше меня. Лицо гладкое, без морщин, хотя и опухшее. Щёки, как у хомяка, но глаза яркие, синие-синие, и разрез на мой похож.
— Так, — вытащив из шкафа клеёнчатую скатерть, Ромка раскинул её на диване, а сверху бросил одну из простыней, — обещали приехать быстро, но, сколько там вызовов я не знаю, поэтому лучше тебе пока тут полежать.
— Ты врач что ли?
— Не врач, — Ромка нахмурился и помог девчонке улечься на диван, — но роды принять смогу. Колготки снимешь или помочь?
Прикрыв глаза, девчонка принялась сдёргивать с ног что-то чёрное и шерстяное.
— И трусы тоже, — послышался Ромкин голос из ванной. — Зовут как?
— Зовут по-разному. А имя — Даша.
— Ну тогда моё — Роман Алексеевич, — хохотнул он, таща на кровать ножницы, нитки, гору полотенец, бинты и початую бутылку «Беленькой».
— От тебя пивом несёт, — простонала девчонка. — Фу, противно аж. Бухаешь, как чижик, а собрался роды принимать.
— А от тебя сигаретами пахнет. Беременная, а дымишь как паровоз. Вся одежда воняет. Дальше взаимные оскорбления продолжать будем?
Девчонка перевернулась на бок и сжала ладони в кулаки. Лицо её сделалось бледным, на лбу выступили первые капли пота.
— Ладно, — заметно мягче подытожил Ромка. — Главное — не паникуем. И во время схваток не кричим, а дышим. Дыши, как собака. Когда схватка заканчивается, расслабляешься и отдыхаешь, поняла? Тужиться будешь, когда захочется в туалет. Сильно захочется. Как будто невмоготу. Делаешь вдох, задерживаешь дыхание и тужишься. И не в глаза, а в живот. Усекла? На меня посмотри.
Девчонка кивнула. Ромка принялся обрабатывать инструменты водкой, а затем новым ватным тампоном протёр себе руки. Когда он взялся за Дашины ноги, я ушла на кухню.
Следующий час Даша корчилась от боли, стонала и постоянно требовала воды. Иногда я заглядывала в комнату, но потом, сражённая увиденным, убегала обратно. Мне было страшно. Но не за себя, а за девчонку, её ребёнка и Ромку.
«Скорая» никак не ехала, и мой муж тихонько её материл. Сколько прошло времени ещё, я не знала. Часы в комнате, как назло, остановились, и я опять впала в сонное оцепенение и очухалась только тогда, когда Ромка процедил что-то вроде «Двойное обвитие», а девчонка заорала как резанная.
Ребёнок родился синим. Нет, конечно, тот, которого я видела в роддоме, тоже особой розоватостью не отличался. Но этот, точнее, эта… С ней с самого начала было что-то не так. Новорожденная девочка висела на руках моего мужа как тряпка. Ромка растерянно убрал из её носа и рта слизь и положил на грудь Даше, но потом зачем-то забрал и начал растирать спинку.
Я ждала удара по попке, но вместо этого увидела, как Ромка потащил малышку в ванну и подставил под кран с холодной водой. Даша, озираясь по сторонам, тихо заскулила и опять обругала своего бывшего. Закрыв кран, Ромка снова принялся растирать ребёнка.
Бесполезно… Тельце новорождённой девочки признаков жизни не подавало, а серебристое крохотное облачко не стремилось к её ротику. Видимо, там, наверху, кто-то решил, что этому младенцу душа уже ни к чему.
Ромка с мрачной уверенностью сжал зубы и легонько ударил малышку по ягодицам. Один раз. Второй. Третий.
Снова ничего.
Ни писка, ни вздоха, ни открытия глаз.
По щекам Даши заструились слёзы. Она не переставая шептала только одно: «Боже, Боже, помоги ему». Ромка шлёпнул девочку в четвёртый раз.
— Дыши давай, — прорычал он и опять взялся за её спинку. — Не смей умирать! Я тебе не разрешаю.
Я подошла ближе. Глаза малышка так и не открыла. Её мать забилась в истерике, а Ромка заматерился теперь уже громко. Его было некому остановить, и он продолжал бороться. Бороться за маленькое тело без души.
Тело без души…