Душа в тротиловом эквиваленте (СИ)

- Я ему верю. Правильно все будет. Ленина я читал, тот тоже был уверен, что государство будет отмирать. И партия - это только часть общества!

- Ленин не утверждал, что это будет, начиная с завтрашнего дня. Сначала, говорил он, построим коммунизм, а потом, потихоньку... А Сталин сказал, что вот сейчас и начнем. Как бы не вышло чего!

- Утомил ты меня, Костя. Все будет правильно. Про отмену налогов слышал?

- Так вместо них - взнос! То же самое, в принципе.

-Далеко не так! Но это тебе сразу не объяснишь. В общем, давай спать, глаза слипаются. А если беспокоишься, что выйти может криво, так тебе оружие дали. И не только тебе. Мне тоже. Завтра народ на склады придет. Фронтовикам - бесплатно, остальным - за деньги. Считай так - нужен обществу порядок, оно его и установит.

- А как кто по-пьяни, да в соседа?

- Обнажил ствол - стал мишенью. Когда у народа оружие, - при этих словах Игорь довольно покосился под подушку, - не забалуешь! Уроды быстро кончатся. Помнишь, как нам прямо в перерыве оружие раздали, и мы вернулись в зал. Кто-нибудь смог бы выстрелить в него? Возможность - то была!

- Да нет, кто б дал! Да я бы такого первый!

- Ну вот, сам себе и ответил, - сонно пробормотал Игорь, натягивая на себя одеяло.

Вечер 29го - 30е октября 1952 года.

Старуха с косой подошла совсем близко. Он остро ощущал ее присутствие. Дальнейшее было вопросом времени. Может быть, минут, может - часов, в лучшем случае - дней. И то, если с ним захотят говорить. Но инстинкт гнал его в лабиринт арбатских переулков. Прочь от зеленого купола дома Второва, завершающего перспективу Каменной Слободы. От знаменитой полуротонды, от специально пристроенного концертного зала, где когда-то дирижировал Сергей Прокофьев и весело танцевали гости.

Побега на рывок не вышло. Все теперь в прошлом - и власть, и афинские ночи.

Живой труп двигался в неровном, рваном ритме, оскальзываясь, наступая лакированными туфлями в грязь и небрежно разбрызгивая лужи. На некогда благообразном, холеном лице, украшенном профессорской бородкой-клинышком застыла странная гримаса, причудливое сочетание ненависти, страха и отчаяния.

Все усилия оказались тщетны. Те, кто обещал и гарантировал, брезгливо отвернулись. Он стал для них отработанным материалом. Даже дверей не открыли! Лишь охранник, уютно устроившийся в будке, сказал, будто сплюнул:

- Велено передать, что в этом доме Ваше присутствие нежелательно.

Милиционер, стоявший рядом, просто отвернулся. От него! Который еще вчера мог его в порошок стереть! Вот именно, что вчера...

На мгновение остановившись, бывший человек достал из внутреннего пиджака серебряную фляжку и сделал пару щедрых глотков. Привычно обожгло пищевод. Скоро в теле появится приятное тепло, станет немного легче. Он давно и прочно привык к большим дозам алкоголя, поэтому выпитое взбодрило лишь самую малость.

Встряхнув опустевшую флягу, убедился, что на добавку рассчитывать не стоит. Потом зачем-то попробовал засунуть ее в туго набитый портфель. Не получилось. Опять не получилось!

Нервы не выдержали. Коротко размахнувшись, он попытался швырнуть портфель со всем его содержимым прямо на дорогу. Но руку перехватили, в лицо ударил свет. Слабенькая лампочка карманного фонарика показалась прожектором летящего по рельсам паровоза.

- А вот этого делать не стоит, Николай Александрович, - спокойно произнес человек, материализовавшийся из промозглых осенних сумерек.

- Товарищ Павел?! Павел Анатольевич?

- Да какой я тебе, сука, товарищ! В машину его!

Так завершилась карьера бывшего 1го заместителя Председателя Совета Министров, куратора органов госбезопасности, члена Бюро Президиума ЦК и прочая Николая Булганина. Далее все пошло по стандартной процедуре.

Многоходовая комбинация, задуманная за океаном, с треском рухнула. Теперь не будет ни волны антисемитизма, ни дела врачей, ни Мингрельского погрома, ни траурного марта.

...Сначала ему не удалось связаться с собственным заместителем. При этом, никто из подчиненных не мог толком объяснить, куда это вдруг подевался Василий Степанович Рясный. Дозвониться до Булганина также не удалось. Даже Никита был не в курсе, куда запропастился его сосед.

Попытка что-нибудь узнать о происходящем от Эллы тоже не увенчалась успехом. Она просто бросила трубку. Перезванивать он не стал - все равно бесполезно.

Через пару часов пришли известия, расставившие все по своим местам. Ребята Маленкова, главное управление специальной службы при ЦК, наведались в Варсонофьевский переулок и изъяли из лаборатории ядов Сергея Ивановича /Огольцова/ и Григория Моисеевича /Майрановского/. И заодно, заветный конверт из сейфа.

Вы думаете, всесильному министру об этом доложили подчиненные? Да как бы ни так! Он для них был всего лишь надзирателем от ЦК. Позвонила жена и срывающимся голосом попросила включить радио. Оказалось, что Майрановский дает показания прямо в эфир.

Сжав кулаки, Семен Денисович начал метаться по кабинету. Возбуждение, охватившее его, требовало хоть какой-то разрядки.

- С-суки, - выдохнул он сквозь зубы.

Тем временем, Майрановский говорил, говорил, говорил.