Стрелок, использующий недокументированные возможности оружия, уже относится к категории «особо опасен». Особенно, в лесу, городской застройке, на пересеченной местности. Он способен быстро отбить охоту преследовать себя, наделав подранков. А потом приблизиться и добить.
— Да, за таким и с автоматом гоняться закаешься!
— Точно так. Противник думает, что твой лимит — 25–50 метров, а я и со 150 в ростовую могу. Убить, конечно, вряд ли получится, но боеспособности лишу. И, при случае, обзаведусь более серьезным вооружением. Представляешь, как люди в таких случаях огорчаются?
Потом я увидел, как стреляют на звук с дистанции 10 метров. Мы расставили на земле ряд бутылок. Михалыч закрыл глаза и начал стрелять. Бутылки разлетались после каждого выстрела. Сначала справа, потом слева. И так, пока оба пистолета не стали на задержку. Затем последовал комментарий:
— Фокус простой, но полезный. Только надо иметь хороший слух. Обрати внимание, как ветер в горлышках свистит. Когда порыв или направление меняется, направление на цель чувствуется особенно точно. Полезный навык, особенно, если учесть, что иногда приходится стрелять в темноте.
Кстати, ты теперь понимаешь, что хорошему стрелку магазин большой емкости не особенно нужен? Лично мне в подавляющем большинстве случаев удавалось ограничиться четырьмя-пятью выстрелами. Это при том, что в двух обоймах — 16 штук. Пистолет — оружие для скоротечного огневого контакта, не для войны.
Чаще всего так: не хватает обоймы, значит — не повезло.
— По бутылкам на звук у меня дед умеет, — заметил я. — Маузер у него, наградной, еще с Гражданской.
— А интересно посмотреть будет — улыбнулся Валентин Михайлович. Тем более, он завтра приедет. Сходим на стрельбище втроем?
— Конечно! — обрадовался я.
В тот день я начал учиться стрелять. Оказалось, что эффективные методики ускоренного обучения существуют и здесь.
— Да мы коллеги! — восхитился я.
— До некоторой степени, — согласился со мной Валентин. — А что прикажешь делать, если жизнь требует из слегка подготовленных здоровых парней за месяц-два сделать волкодавов.
И помолчав, добавил:
— Когда надо, и не так раскорячишься! Война — строгий учитель. Она оценивает бойца по двухбалльной системе: «сделал или погиб».
Потом добавил:
— Бывает и так: сделал, но погиб. Это тоже плохо. Ладно, отставить лирику, продолжаем.
…Как ты видишь, отрабатывать спуск надо не фалангой, а первым суставом указательного пальца. Пока я отрабатывал спуск до появления судорог в руке, мой учитель о чем-то глубоко задумался. Захотелось сделать человеку что-то приятное.
Улучив момент, я спросил:
— Не пробовали помечтать о покое и маленьком уютном домике на склоне? Чтобы рядом река и морской берег. Крики чаек, крабы, выползающие на берег, пенные барашки волн. И играющие дельфины, подходящие совсем близко к берегу в часы, когда восход окрашивает воду в розовый цвет, и это розовое свечение смешивается с клочьями пропадающего под солнцем ночного тумана…
— Не мое это!
— А вот вы представьте, только представьте: летняя кухня, затянутая виноградной лозой, запах мяса, жарящегося на углях, молодое вино, которое ты сам давил из созревшего на твоих глазах винограда, сам ставил на брожение, сливал с осадка…
Сжав челюсти так, что на щеках резко проступили желваки, Валентин Михайлович вытолкнул из себя:
— Юра, а засунь-ка ты этот свой домик себе в задницу!
Слегка удивленный неожиданно грубой репликой, я скромно ответил:
— Не могу, Михалыч. Не влезет. Там уже много чего есть, например мечта о счастье для всех, «и чтобы никто не ушел обиженным»!
— Знаешь, за что тебя когда-нибудь прибьют, Юра? — слегка успокоившись, спросил Валентин.
— Только догадываюсь.
— А вот я знаю точно! За художества с людскими душами! Ты же как будто записываешь свое в чужие мозги. Напрямую, как пером по бумаге! Это ж уму непостижимо, я увидел тот дом, тропинку к крыльцу, трещины на краске оконных рам, занавески, колышущиеся под легким сквознячком. Хозяйку в легком сарафанчике…
— Что не так? — спросил я.
— Да все! — с болью ответил мой сегодняшний учитель. У меня своя мечта была! Без твоей, я бы славно прожил! А теперь я могу точно нарисовать дельфина, хотя никогда в жизни их не видел. Теперь я помню, как здорово плавать в большом бассейне, уцепившись за скользкое, будто сделанное из мокрой губчатой резины, тело. Помню, как забавно верещат дельфины, загоняя косяк ставриды. Ощущаю запах креветок, сваренных в закопченном мятом ведре на костре, разложенном на песке. Слышу, как трескаются раковины мидий на углях. Вспоминаю, как все это здорово запивать вином, и рот заполняется слюной, как у собаки Павлова. Но ведь это не мое, правда?
— Подарок. Что еще подарить хорошему человеку, кроме хороших чувств?
— Не делай так больше! И, кстати, мне стало интересно, можешь ли ты вообще просто беседовать с людьми? Без этих эффектов? Хватит мне загонять напрямую в мозг все, что вздумается! Хотя бы из уважения, а?
Я слегка сосредоточился. Собеседник, напротив, обмяк, будто из него выпустили воздух.