Бывший «гэбист» порадовался одному: в тот день, когда скончался компаньон, он отдал приказ взорвать саблиновскую машину; но удар хватил Стаса прежде, чем тот успел сесть в автомобиль, и на совести Константина теперь не висело невинной жертвы друга. Все-таки, со Стасом они были в неплохих отношениях много лет, вместе прошли огонь, воду и медные трубы, а это просто так не отбросишь, не отмахнешься.
Но тогда кто? Рушинский? Куда поехал Андрей в этот Новый год? К Витьке. А что, если…
Константин Геннадьевич сидел в ложе оперного театра и под арию Ленского сжимал кулаки, не слыша певца, не замечая нацеленного в его сторону бинокля из ложи напротив.
Это помешательство. Не мог же Андрей докатиться до того, чтобы из-за публичной девки, из-за неизвестно от кого рожденного ублюдка предать родного отца… Не таков Андрей. Но если над ним поработал Рушинский? Это с виду он — добрячок-мужичок, «повернутый» на играх. На самом деле — умен и хитер. Возможно, даже коварен. Мог наплести мальчишке что угодно, а тот… тот знал все. И только Андрей мог рискнуть начать такую атаку, только он является серьезным противником, а не Витька. И вполне в его стиле подставить кого-то, замесив многоходовую интригу. Любовь — такая гадость, которая и из гения может сделать идиота, Константин Геннадьевич уже не раз за свою долгую жизнь убеждался в этом. Бабы-охранницы выпускают из тюрьмы зверей-террористов, умнейшие мужики убивают друг друга из-за смазливой стервы. Испокон веков идет эта борьба двух начал… Человеческий фактор, черт возьми! На кой только он сдался, этот человеческий фактор, в безличном механизме? Глупость людская, гормональный сдвиг, спутывающий все карты…
Загнали, загнали они Константина в огненный круг. Никому теперь верить нельзя. Все врагами стали, даже сын родной. Ведь не посовестится, растопчет отца, который его холил и лелеял всю жизнь, который его в люди вывел, который сотворил его от и до… Наверняка ведь Витька не выдержал, признался, что Сокольникову с ее мужем убрали. Тут несоответствие небольшое, конечно: ведь гонения начались еще до того, как Андрей мог узнать о смерти своей «зазнобы». Но мало ли… Может, он прежде только пугнуть отца хотел, а теперь от отчаяния и более закрученную игру начал. Андрюшке ведь на жизнь свою наплевать. Он воин, не раззява… Да, вырастил на свою голову змееныша Константин Геннадьевич…
Вон мэр сидит, в соседней ложе. Тоже на «Онегина» явился, благодетель… Знает ли он хоть что-нибудь о происходящем? Может, и знает. В фойе раскланялся с Серапионовым, как ни в чем не бывало, а что уж там на самом деле в кулуарах творится — Константин Геннадьевич не ведает. Пришлось ему в строгий «карантин» теперь уйти. Что ни говори, боязно. Пока ты лев, тебе все кланяются. А как сафари начинается, так царь зверей хуже шакала становится. Того и гляди — копье в бок швырнут… В высших эшелонах власти тоже головы летят одна за другой. Кто успевает — бежит из страны, а кого-то и сцапать успевают. Те, которые только вчера им же челом били… В полном соответствии с мыслью Достоевского: худший тиран — вчерашний раб, пощады от такого не жди. Дракон умер — да здравствует Дракон!
Присутствовал в зале и Евгений Борисович Котов, извечный враг Серапионова. Он-то и смотрел на конкурента в бинокль из ложи напротив. Любовался очевидным смятением властелина. Теперь-то, загнанного в угол, Скорпиона можно взять голыми руками. И к сотрудничеству призвать — под предлогом дележа сфер влияния. Теперь-то жало его силу утратило…
Котов ухмыльнулся. А ведь иногда, чтобы первенство выиграть, можно и не суетиться. Можно руки сложить и ждать, когда рыбка сама в невод наведается. Как с Ростовом и получилось. Саламандровский диск полтора года назад из-под носа ушел, потерь среди кощеевых ребят было много. И в итоге Евгений Борисович решил, что дешевле будет в сторонку отойти. В любом случае он не в проигрыше останется. И тут — пожалуйста. Расторопный ростовский бизнесмен Дима Аксенов такую информацию преподнес на блюдечке, что Котов в ножки ему поклониться был готов на радостях. Уж он расстарался, чтобы там, у ребят, все вышло как надо. Парадную дорожку раскатал, а они, молодцы, в четыре руки такой ноктюрн забацали — любо-дорого взглянуть. Вон, результат сидит, лоб свой белый хмурит. Один уже в лучший мир отправился, второй от страха трясется, а этот еще бодрится, даже в народ выходит. Ну, ничего. У Евгения Борисовича и другие ноты хорошей партитуры найдутся. «