Душехранитель

— Димка-а-а-а!

Крик перешел в звериный вой, а вой слился с трелью звонка. Наконец-то!

На пороге стоял мужчина, мало похожий на врача, без халата и с пустыми руками.

— А медсестра? — спросил Дмитрий.

— Медбрат пойдет? — криво усмехнулся незнакомец, выплюнул окурок прямо на лестничную площадку и шагнул в квартиру.

Аксенов запер дверь, а затем пошел следом за странным медбратом.

Коренастый мужчина склонился над постелью сестры. Та умолкла и глядела на него широко раскрытыми глазами.

— Ну, давай передохнём… — он провел большой мозолистой ладонью над телом Ирины. — Легче?

— Да… — прошептала она.

— Вы кто? — отозвав незнакомца в сторону, спросил Дмитрий, уже не сомневаясь в том, что никакой это не медбрат.

— Я-то? — и снова кривая усмешечка на дочерна загорелом лице. — Да какая разница? Сегодня — одно, завтра — другое. Ее тело разрушено, восстановлению не поддастся. Чудес не бывает. Ей осталось жить четыре дня.

Дмитрий опустил голову и тяжело вздохнул. Но что это будут за четыре дня…

— Берусь предположить, что вы сожалеете о запрете на эвтаназию, атме Аксенов, — голубые глаза мужчины по-прежнему смотрели на собеседника с иронией.

— Да уж… — пробормотал Дмитрий. — Ханжеские законы… как все в нашем сра…м мире…

— Оу! Т-ш-ш-ш! Глупости вы говорите, уж простите меня! Законы не бывают ханжескими. Ханжами могут быть только те, кто толкует эти законы в своих интересах. А сестренке вашей теперь другое нужно. Но все же кое-что нужно. И именно здесь, а не по ту сторону. Когда неподвижно тело, невидимый глазу дух безудержно и неутомимо плетет ткань будущего Пути. Да вот, взгляните сами!

Мужчина снова вернулся к постели умирающей:

— Скажите-ка, атме Курбатова, снится ли вам в последние дни один и тот же сон?

— Да… — Ирина мечтательно улыбнулась: ей очень полегчало. — Да, снится… Такой хороший сон! Но не могу… до конца досмотреть… — она сглотнула вязкую слюну, и хрящи на ее горле заходили ходуном. — Боль мешает…

— Оу! Узнаю работу Разрушителя и здесь! Вам нужно досмотреть этот сон. Этот сон — послание от души, и обращено это послание телу. Послание самой себе. Запомните его. Досмотрите до конца. Боль больше не придет. Спите.

Он снова провел рукой над телом больной. Ирина закрыла глаза и задышала — ровно, спокойно, как здоровая.

— Все эти четыре дня она будет спать. И уйдет во сне, — сказал странный посетитель. — Но меня больше всего интересуете вы, атме Аксенов.

Дмитрий с трудом оторвался от созерцания умиротворенной сестры.

— Что? — рассеянно спросил он.

Но вместо незнакомца он увидел женщину поразительной красы — высокую стройную брюнетку с огненно-черными глазами.

— Я подарков не делаю, — проговорила она. — И это не было благотворительностью. Взамен одного тела на эти дни я потребую другое! Угадай, обезьяна, кто это будет?

Она подступила совсем близко, а затем молниеносно, как выпад кусающей змеи, толкнула Дмитрия в кресло. Он отлетел и больно стукнулся затылком о стену.

Красавица села верхом на его ноги, приблизила губы к его рту и прошептала:

— Твое тело мне нравится, — она сняла с него перекосившиеся от удара очки, и ее образ расплылся перед близоруким взором Дмитрия.

Он ощутил прилив необъяснимой неги. Женщина засмеялась. Ее горячая ладонь медленно заскользила по его груди, животу, пальцы ловко расстегнули кнопки и «молнию» на брюках, сжали окаменевшую плоть.

— Биэллао! — одобрительно промолвила незнакомка. — Биэллао!

Столь же неуловимо, скользнув змеей, она заставила его проникнуть в себя, извиваясь, закачалась на нем пламенем свечи. Дмитрий не думал ни о чем. Сейчас он готов был умереть — от восторга, от наслаждения. И ледяной страх, который сопутствовал этим ощущениям, лишь добавлял сладости происходящему.

— Я давно мечтала об этом! О, как давно! — простонала она. — Давай же, обезьяна! Давай! Еще! Еще! Не вздумай останавливаться!

А позади них на своем смертном одре спала угасавшая женщина…

И в последнюю секунду незнакомка впилась губами в губы Дмитрия. Он глухо застонал, и в ответ на вырвавшуюся из него горячую струю получил невидимую, но осязаемую ледяную волну, адскую боль, смешанную с неземным удовольствием, смертный ужас. И мироздание схлопнулось в песчинку. И сознание померкло, растворилось в черном океане бесконечности…

…Сквозь веки сочился розовый свет.

Дмитрий раскрыл глаза. Мир больше не плыл перед ним, хотя очки валялись на полу под креслом.

В комнате они со спящей Ириной были вдвоем. Кресло перекосилось, а сам Дмитрий сидел на полу. Ни незнакомца, ни незнакомки…

«Нам пора, атме Аксенов! Награда будет неплохой. Я стану вмешиваться лишь тогда, когда сочту нужным. Вперед!»

Аксенов поднялся, вернул кресло в прежнее состояние и, застегнувшись, пошел ко входной двери…

* * *

Рената брела по парку — тому самому парку, о котором ей рассказывал Саша. Теперь она точно знала, что это тот самый парк. И еще… он очень напоминал другой, которого больше не было.