Душенька

Разумеется, опровергнуть эту информацию несложно, но, как говорится, «ложечки нашли, а осадочек-то остался»... Добрая слава на печи сидит, а худая по дорожке бежит, дело известное.

А какая же Коле от этого была выгода, спросите вы? Что ж, следствие выяснило, что ему была обещана крупная денежная мзда. Да и помимо того хитрый конкурент держал своего наемника в крепком ошейнике и на коротком поводке, снабжая его время от времени неким веществом, имевшим над Колей большую власть... Что ж, если идея и в самом деле была в некотором смысле хороша, то исполнитель был выбран явно неудачно. Наркотики подточили его нервную систему, загубили когда-то недюжинный интеллект, сделали трусливым, мнительным и беспокойным. Я стала неожиданным препятствием на его пути – пока в кухне царила подслеповатая и вздорная от старости повариха Настасья, сварившая как-то в куриной лапше посудное полотенце, пожалуй, в кастрюлю можно было засунуть хоть контейнер с радиоактивными отходами. Но когда в Перловке объявилась я и водворилась на место поварихи, задача стала выглядеть менее легкой. Значит, ко мне нужно было найти подход, и Коля не стал особенно ломать голову. Молодая дуреха с наивными глазами и пышными формами, я стала слишком легкой добычей для этого ловеласа! Не знаю, к чести ли моей, но можно сказать, что злоумышленник и сам всерьез увлекся своей жертвой. Какое-то время он, очевидно, серьезно подумывал сделать меня сообщницей готовящегося преступления. Мобильный телефон, преподнесенный мне во время поездки в Москву, был, так сказать, пробным шаром. Но то ли я не произвела на Колю впечатления девушки, годной ему в подельщицы, то ли у него не нашлось воли для того, чтобы довести до завершения какую бы то ни было собственную мысль, но эта часть плана отпала. А может быть, в Коле еще теплилась душа, еще не померкли последние искорки нормального человеческого чувства и он пожалел меня, не рискнул разочаровать?

Этого я уже не узнаю никогда.

Все подозрения с меня были сняты. Колю увезли в Москву – я не видела этого. Говорили, что он просил разрешения «увидеться с Душенькой» – ему этого не позволили. Я сидела в своей комнате и плакала, плакала... Погода изменилась, после жары пришли грозы, принесли холодный фронт, а я все плакала. Один за другим возвращались из больницы выздоравливающие люди, потихоньку включались в работу. Перловка вставала из руин. Все вели и чувствовали себя, как после войны, когда горечь от вида разрушенного хозяйства компенсируется душевным подъемом – выдюжили, мол, выжили, да мы еще о-го-го! Только бухгалтерша Чайка не смогла вернуться к своим обязанностям, ее из Москвы привезли прямо на кладбище. У Чайки, оказывается, было слабое сердце.

Эта новость доконала меня. Я знала, что моей вины во всем произошедшем нет, но тем не менее чувствовала себя очень плохо. Мне чудились осуждающие и насмешливые взгляды – хотя я и не выходила никуда дальше веранды.

Правда, во всей этой ситуации были и плюсы. Так, бабушка заметно сблизилась с Иваном Федоровичем. Они приобрели привычку подолгу сидеть вместе на веранде, разговаривая о чем-то вполголоса, трогательно сблизив головы. Это меня утешало. «Хотя бы у них пусть устроится жизнь, а как устроится моя собственная, уже неважно. Вряд ли Иван Федорович захочет мне помогать теперь, после того как я принимала ухаживания его непутевого сына и так оскандалилась», – думала я. Но все оказалось иначе.

– Ты прости уж меня, дочка, – сказал Иван Федорович как-то раз, когда мы остались одни после ужина – бабушка вышла в кухню, а Арчибальд задержался на пасеке.

– За что? – удивилась я.

– Да как – подвел ведь я тебя-то. Радовался, старый болван, что ты с сыном моим вроде как встречаешься... Думал, сладится у вас дело, поженитесь. Девушка-то ты славная, и красивая, и добрая, и хозяйственная. И вы счастливы будете, и у меня опять семья появится... Чего я только не передумал, ты не представляешь. Уж и до внуков домечтался. Поверил я Кольке-то, что вылечился он, что человеком стал и жить по-человечески хочет. Думал – и на доброго коня бывает спотыкачка. А все не по-моему вышло. Вот и ты как лунатик ходишь, и я без семьи остался. Последний шанс это у меня был.

– Может быть, не последний? – спросила я Ивана Федоровича. Не знаю, как это я так осмелела. Слова сами сорвались с моего языка, но вдруг я убедилась, что они услышаны и поняты именно так, как надо, потому что усталые глаза Ивана Федоровича вдруг живо и молодо взглянули в сторону кухни, окна которой были распахнуты и откуда слышны были легкие шаги бабушки.

– Может, и так, умница, – сказал он мне тихонько, но голос его уже изменился, кроме горечи и тоски в нем звучало еще что-то...

Это что-то было – надежда?

Глава 5 ФРАНЦУЗСКАЯ МЕЧТА

Столица переживала кулинарный бум.