Души. Сказ 2

– И я ценю твою помощь, – опасливо улыбнулась мать (чего стоило ожидать от моих дальнейших суждений и просьб?). – Но семья – работа без выходных. Не устал ли ты? Может, тебе следует отдохнуть?

– Я пришёл просить не отдыха, а ответ. На один единственный вопрос.

– Тогда внимай: мы с твоим отцом в хороших отношениях и супружество наше истинно в отличии от многих иных домов. Ты, Гелиос, был рождён от брака первым. Вторым ребёнком стала Джуна. Нашим общим ребёнком. И все за ней – от нашего союза. Джуна – твоя родная сестра.

– Но её волосы… – припоминаю русый цвет; в то время, как все члены семьи – платиновые блондины.

– Её волосы в проклятую бабку-стерву, – выпалила мать. – Судя по всему, характер тоже.

И в очередной раз вздохнула.

– Ладно, можешь не извиняться за свой вопрос. Ты не обидел меня. Скорее ошарашил.

– Понимаю. Всё это время я знал правду, просто несколько усомнился, не могу объяснить. Прости.

– Продолжай защищать её, если ты об этом, – улыбнулась мать. – Несмотря на…нрав сестры, – слово ударилось о стены столовой, – Джуна нуждается в тебе. Дай то, чего она желает, и отступи. Ей самой надоест.

– О чём ты? – испугался я.

– Сестре потребно внимание брата, очевидно.

Очевидно.

То, что я не заметил, зациклившись на младшей. И то, что возросло, комьями грязи налипая к иным истинам. Она хотела внимания – когда-то; теперь желает заполучить целиком.

– Она пытается обратить его на себя.

– Кажется, я подвёл её. И подвёл вас, если не признал сразу.

– Тебя сбил с толку твой друг, завлёкший любимицу дома, я понимаю.

Следовало поговорить с родителями раньше. Тогда бы половина угрызений не томила голову болями.

– Не принимай всё на себя. Джуне следовало либо – для укрощения собственного характера – не срывать помолвки, либо – для развития собственного характера – найти дело по душе. Ловушка, в которой она оказалась заперта, собрана её руками.

Хотел оправдать, вступиться. Но мать сказала:

– Увы, но кроме красоты в ней ничего нет – а браки срываются из-за оскала и длинного языка. Удачным браком наградит нас Полина, если, конечно, тому не воспрепятствует близкий ей Аполло. Что касается Стеллы…пускай будет счастлива. Так просто. Она – младшая; ты сам видишь и ощущаешь, что ей позволено то, что не позволялось вам. Все дела перейдут Фебу, отец занимается его обучением.

Дальше не слушал.

В мыслях крутились слова о том, что кроме красоты в Джуне ничего не было. Это ошибочно.

Ошибочно?

Она покрыла свою душу отчуждённостью, хотя таковой не была, она примерила маску холодности, отстранённости и безучастности. Или всё это я выдумал сам?

– В любом случае: будь рядом с Джуной, если от того зависит покой клана Солнца.

Мне захотелось удавить себя, ибо я посмел усомниться в родстве и совершил непоправимое.

– Вы – одна кровь, Гелиос. Не забывай.

И как мне смотреть на неё после этого? Как не видеть увиденное? Как в семейных беседах обращаться к ней подобно сестре? До чего мерзкий привкус оседает на языке. Её вкус вперемешку со стыдом.

– Я пойду. Вспомнил об одном деле, – сказал я и отмахнулся от иных бесед.

– Не забывай отдыхать.

И мать подтянула к себе ещё наполовину полный чайник.

Я ввалился в гостевой туалет на первом этаже и замер у раковины. Включил холодную воду и взбил волосы. Взбил рубаху. Взбил себя. Не помогло. Всё изнутри и снаружи горело, жгло. К горлу подступали комья, желчь. Отчего так плохо? Ах да…

Обратился к отражению и захотел плюнуть в него.

Что ты наделал?

Разрыдался и рухнул на кафель. Надо сообщить ей, подумалось следом.

Что я сделал. Что сотворил. Что позволил.

Луна подбирает белый гребень и падает мне в ноги подле кресла, велит отстранить питьё и уделить внимание волосам. Расчёсываю их и стягиваю в жгут, дабы предстоящая дорога из пыли и смога не нарушила девичью красоту. Благодарные губы целуют.

– Ты другой на вкус, – отмечает Луна.

И права.

– Сегодня ром.

Обыкновенно коньяк. Её же угощаю вином. Редко. Люблю смотреть в трезвости опьянённые глаза. А Луна – по молодости – такая и есть. Почему же она похожа сразу на всех и ни на кого одновременно?

– Можно ли пьянеть от поцелуев? – смеётся девочка и прячет гребень в комод.

– Разве же так не происходит?

Из всех спален она избрала мою: как однажды – в ночь с подглядывающей луной – забралась под одеяло, так и не оставила его. Теперь в комнате благоухания и главное из них кружится в платье, а сквозь запахнутые шторы сочится рассветное солнце. Нужно выехать заранее, чтобы поспеть к началу приёма.

– Ты вздорная, Луна.

– Не знаю такого слова, – прохладно кидает девочка и даже не смотрит.

– Достаточно моего знания.

Джуна лежала на липких простынях, когда я отстранился и, покинув постель, дошёл до стола. Утаенная сигара прыгнула в зубы; я поддал огня и дурманящим облаком обдал спальню.

– Не знала, что ты куришь, правильный мальчик, – протянула Джуна и неспешно перевалилась с живота на спину.

– В редких случаях, – бросил я и распахнул окно, дабы выветрить из комнаты запах пота, сока и близости.

– Приятно осознавать, что я тот редкий случай.

Смолчал и затянулся. Ещё.

И выпалил: