Но Шпокас не желал ее слушать:
— В саду, под вишней, трава накошена. Отнеси-ка лошадям. Плетушку у хлева подберешь.
— Давай и ты, Миндаугас, сынок!..
— Я-то? — Миндаугас поднял на мать недоумевающие глаза. — Я, выходит, батрак при пастухе?
— Рамунас — мужик, не нужны ему помощники. — Шпокас подмигнул пастушонку маленькими глазками и махнул рукой: ступай, мол…
Рамунас давно проклял этих Шпокасовых коней. Правда, они хороши, ничего не скажешь: статные, гладкие, лоснятся, точно литые. Зато и таскай им все под нос. Хозяин любит, когда они круто выгибают спину, а запряжешь — стрелой летят. Разве это ничего не значит, когда в отдаленной деревне скажут: «Ну и скакуны у Шпокаса! Не устоят на месте…» А чем еще Шпокасу кичиться? Ни полей у него нет широких, ни дома просторного, как у Гальвидене. Зато уж вороные Шпокаса с любой упряжкой поспорят.
Мальчик сгребал растопыренными пальцами сырую траву и складывал в расставленную плетушку. Трава с крапивой, и руки у него сразу покрылись волдырями. «Сигитас небось уже ждет?» — подумал Рамунас, и он поспешил закончить. Связал дужки, поднатужился и перекинул полную плетушку через плечо. Тяжело, ноги заплетаются, еле идут. Рамунас отнес охапку и вернулся за следующей. Вдруг точно невидимая рука схватила его и приказала: «Стой!»
Он увидал: на жерди, концы которой опираются на ветви яблонь, висит хозяйское белье. Забыли убрать. «Взять что-нибудь… чистое», — завертелась в голове мысль, но мальчик сразу же испугался ее. Он еще никогда не брал чужого… Ну, в саду, на огороде — другое дело. Или яйцо — найдет, проколет дырочку и выпьет. Но это не считается. А вот что-нибудь значительное, вещь… Попросить у хозяев — вдруг дадут?.. Сказать им? Нет, нет, страшно… «Только рубашку… или полотенце…» — лихорадочно думает Рамунас, уминая траву в плетушке. Он уже не чувствует, как крапива жалит руки. Быстрее бы, быстрее… Отнесет эту кучу, и все… А тогда… Он еще подумает, как тогда…
Наконец вся трава у хлева. Рамунас кормит кобылу, а вороным задаст корму сам хозяин. Этого дела он никому не доверяет. На мякиннике для пущей осторожности замок, а ключ у самого Шпокаса в кармане.
Рамунас встал, не в силах отдышаться. В углу хлева лениво пережевывала свою жвачку корова. Отчаянно захлопала крыльями, суматошно закудахтала курица — наверное, во сне свалилась с насеста. В курятнике начался переполох, словно лиса ворвалась. Со стуком закрылось хозяйское окно.
Мальчик обогнул хлев, пробрался через малинник и залез в сад. Он крался к тем двум яблоням, на которых жердь с бельем. Вон оно, белеет в сумерках. Рамунас даже слышит его свежий запах.
«Вот это… с краю», — решил он, еще раз оглянулся и кинулся к жерди. Схватил прохладное полотенце, туго смотал его и запихал за пазуху.
— Ты что здесь делаешь? — Перед ним вырос Миндаугас. Папиросу хозяйский сын даже не спрятал.
— Ничего, — быстро ответил Рамунас. В это время он как раз старался застегнуть курточку, но никак не мог.
— А это у тебя что? — Миндаугас протянул руку, чтобы пощупать, но Рамунас увернулся.
— Ничего…
— А ну-ка покажи…
— Яблоки у меня.
— Ага, попался! — Миндаугас Потер руки и пошел на Рамунаса.
— Скажу, что ты куришь!
— Тсс, — испуганно зашипел Миндаугас, но не отступал. — Давай яблоки.
Рамунас с силой хлопнул по протянутой руке толстяка и попятился.
— Ах вот ты как? Вот как?
Миндаугас хоть и рослый, а жирный и неповоротливый. Рамунас белкой снует среди деревьев, кидается то в одну, то в другую сторону, чтобы сбить с толку Миндаугаса. Тот не на шутку злится, гоняется за ним, спотыкается, падает.
— Попыхти, тараканище, попыхти, — дразнит Рамунас; его и впрямь разбирает смех. — Давай-ка еще попыхти, вот я где…
Не поймать гимназисту юркого Рамунаса. Миндаугас остановился и, тяжело дыша, погрозил в темноту:
— Ладно, погоди, отомщу я тебе! Увидишь!
А Рамунаса и след простыл.
В ГЛУХОМ БОРУ
Под дикой яблоней, на меже, которая разделяет владения Шпокаса и Гальвидене, стоял Сигитас. За пазухой у него огурцы. Отменные, не то что у Шпокаса — пупырчатые, сморщенные, вялые.
Мальчикам некогда и словом перекинуться. Скорей, скорей в лес. Сигитас не отстает ни на шаг, только порой боязливо оглянется и вздохнет. Честно говоря, если бы ему надо было отыскать эту ель, нипочем не смог бы. В темноте все деревья похожи, ничего не стоит спутать одно с другим. Не будь с ним Рамунаса…
Сигитасу страшно подумать, как бы он плутал тут один. Хорошо, что Рамунас ведет.
И вот уже они крадутся осторожно, останавливаются, прислушиваются.
— Здесь, — шепнул Рамунас и несколько раз тихонько свистнул. Подождал. Опять свистнул. — Пошли, — тихо приказал он другу.
Человек под елью лежал ничком, распластавшись, точно сам сросся с землей.
— Слышите, вы слышите? — взволнованно зашептал он, не поднимая головы. — Ложитесь на землю.
У мальчиков по спине мурашки поползли. С недоумением поглядели они друг на друга и тоже приникли ухом к земле.
— Теперь слышите?
И правда, Рамунас уловил далекий гул, наподобие раскатов грома.