Душнила

– Пф. То есть, что-то типа вампиров? – снова вписался я, скептически откашливаясь в, медленно рассеивающийся туман.

– Еврейских вампиров. Что намного пизже. – отвечал Соломон, и к его физиономии приклеилась тесная, сатанинская полу-улыбка.

Едва уловив эту его последнюю мысль, я обнаружил, что мы оказались в Гольяново – прямо у моего подъезда. Должно быть, увлекшись беседой, я бессознательно повел нас каким-то коротким путем. Иначе как объяснить тот факт, что длинная дорога заняла у нас так мало времени.

– Н-да. Ну и ди-ичь. Ты сам-то во все это веришь? – спросил я, растирая предплечья руками, чтоб разогнать мурашки.

Соломон лишь стиснул зубы в ответ, и я заметил, что его зубы, особенно клыки, намного острее обыкновенных человеческих… Шум, внезапно отворившегося окна, отвлек меня, и я на мгновение отвернулся, но вдруг, услышав, кошачий мяу, повернулся обратно. Соломон исчез. Что ж, по крайней мере, я не попал под дождь.

Шторы в кухне ходили волнами. Окна, должно быть, выбило сквозняком. Я подошел, чтобы затворить их, и слегка зазевался, как вдруг, со стороны улицы на меня бросился булгаковских размеров черный котяра. Он вцепился в меня, острыми как перец чили зубами и когтями. Я вскрикнул от неожиданности, но, не растерявшись, перехватил кошака за шкирку и, несколько раз мудохнув о подоконник, вышвырнул из окна. Я бы с радостью спустился и добил гниду, но, к сожалению, жил я лишь на втором этаже, так что, скорее всего, эт пиздюк сильно не пострадал, и ему сразу же удалось скрыться.

Была уже глубокая ночь. Я осмотрел и обработал свои раны. Не шее две крохотных точки – следы кошачьих зубов – до свадьбы заживет. Но вот плечи выглядели так, как будто на меня напала дикая пума, или так, как будто бы я переспал с пумой, или так как будто две дикие пумы, пока я спал, занимались незащищенным сексом в моей постели. Перед сном я проверил мобильник. Друзья меня так и не спохватились. Тем лучше.

На душе скребут кошки, во рту будто кот насрал. Не хочется ни есть, ни пить, ни курить. Только привычка, как следствие всех причин, заставляет меня что-нибудь предпринимать. Я иду в универ, потому что студент, отправляюсь обедать, потому что наступает время обеда, курю, потому что всем известен курильщиком. И, все-таки, лекции проходят мимо моих ушей, и кусок не лезет мне в горло. В университетской курилке Яна Кошкина, та самая, которая под каждой партой оставляет жвачку, после беглого осмотра, первой ставит мне диагноз – похмелье. Она живо интересуется, чем я был занят вчерашним вечером. Я решил, что ей, как будущему ветеринару, наверно, лучше не стоит докладывать о махаче с дворовым котом, и отбрил ее какой-то светской беседой о погоде и приближающейся сессии.

Снились собственные похороны. Медицинские исследования показывают, что вследствие шока, связанного с утратой близкого человека, в мозгу нарушаются функциональные связи. Это может служить причиной для развития депрессии и пограничных расстройств. Что ж. За один вечер я сознательно утратил сразу пятерых близких, в виде моих дружбанов. Должно быть, к этому все и идет. К депрессии.

Помимо дрожи в руках, неутолимой жажды, тошноты и светочувствительности – обычных симптомов алкогольного отравления, весь день меня мучает страшный дискомфорт между ног. Не хочется хвастаться, но такое ощущение, как будто штаны стали тесноваты. Можно, конечно, проконсультироваться на кафедре урологии… Это один из плюсов учебы в меде, здесь каждый второй готов бесплатно поставить диагноз, не ручаясь за качество. Но, как-то неохота потом собирать косые взгляды по универу, к тому же у девушек я, вроде бы, на хорошем счету.

Пенис среднестатистического мужчины продолжает увеличиваться в размере вплоть до двадцати пяти лет. Будем надеяться, что в этом все дело. А девушки еще по-летнему загорелые, и из-под больничных халатов, выглядывают стройные бритые ноги в мурашках. Вот только мне, почему-то, это по барабану.

А можт, никакая это и не депрессия… Люди – наземные млекопитающие, в естественной среде обитания не способные испытать чувство полета. По этой самой причине, глядя вниз с большой высоты, всякий человек время от времени задумывается о том, чтобы совершить прыжок. Что уж говорить о человеке, которого к земле прибивает апатия, купированная необходимостью посещать лекции по лучевой диагностике. Но вместо того, чтобы выброситься в окно университетского туалета, я бросаюсь в окно между парами, покупаю батон белого хлеба в монастырской лавке у старой церкви, и иду в парк. Надеюсь, хоть утки приведут меня в чувство. Кошкина говорит, что у уток хлеб не усваивается, но пока что-то никто не жаловался.