Душою настежь. Максим Дунаевский в моей жизни

Лиознову, несомненно, тронул мой жест, даже если я представила его как жест со стороны Максима. Даже если я предстала перед ней как «мостик», я была посланницей внимания Максима к ней. Должно быть, она почувствовала себя женщиной, значительной для него.

У меня создалось ощущение, что Татьяна Михайловна была совсем не так холодна и самоуверенна, как казалась – возможно, это был ее панцирь, защитная оболочка от непрошеных гостей в ее личном пространстве. Не существует «каменных» людей, у каждого есть свои чувствительные струнки. Только найти их не всегда просто. Иногда мы находим их, отвечая на зло добром. Когда люди совершенно не ожидают этого и поэтому удивлены и даже растеряны или смущены. Тогда они начинают смотреть на нас «другими» глазами, начинают видеть нас. Вероятно, это то, что и произошло с Татьяной Михайловной.

Максим одобрил, что я привезла Лиозновой цветы.

– Молодец! Хорошая идея насчет цветов! Я ей их никогда не дарил. Надеюсь, они тебе не слишком дорого стоили на рынке, да еще зимой!

Я промолчала. Возместить стоимость букета он не предложил, а я не попросила. Так получилось, что я никогда ничего у него не просила. Деньги не присутствовали в наших отношениях.

Так прошел год. В работе и в быту быстро шел второй.

И тут в нашей жизни начало что-то происходить. Что-то странное в поведении Максима. Какие-то перемены – не существенные, но которые я, тем не менее, почувствовала. Он стал чаще уезжать в Полтаву и чаще оставаться по вечерам работать в московских студиях записи. И хотя я считала, что это нормально, учитывая специфику его работы, все же не могла не отметить, что он стал каким-то более… рассеянным, что ли, каким-то более отстраненным.

Максим как и раньше стремился ко мне, но не так настойчиво как раньше. Он по-прежнему был очень нежным со мной, когда мы находились наедине, а интуиция настойчиво нашептывала мне: «Что-то не так…». Но я не хотела прислушиваться к ней – «сплетнице-злопыхательнице» и настойчиво гнала от себя все негативные мысли. Пыталась найти объяснение всему тем, что Максим много работал и уставал. В этот период он писал музыку к фильму режиссера Леонида Нечаева «Проданный смех». Объяснял мне, что ему нужно было много записывать и перезаписывать в студиях.

Аркадий, который снова вернулся к обязанностям его секретаря, тоже вдруг стал вести себя по меньшей мере странно.

Теперь каждый раз, как только его «шеф» уезжал в Полтаву или в Ленинград, он звонил мне и куда-нибудь приглашал – в ресторан, на просмотр в Дом кино или к кому-нибудь в гости. В конце концов, он даже предложил познакомить меня с одним известным футболистом.

Я ничего не понимала, недоумевала.

Если поначалу меня это смешило и я просто с юмором отказывала ему, то позднее все это начало вызывать во мне раздражение и даже обиду за Максима. Действия Аркадия мне казались предательством по отношению к человеку, который не только доверял ему, он еще и хорошо оплачивал его работу. Да и я к нему всегда хорошо относилась, считая его нашим другом.

– В чем дело, Аркадий? Разве ты не знаешь, что я с Максом? – однажды не выдержала я. – Это не очень порядочно по отношению к нему!

– Ох, какая ты вся из себя верная! А что ты вообще знаешь про своего Макса?!

Тут я окончательно решила, что Аркадий просто завидует Максиму или за что-то мстит. Ответила ему довольно жестко, что больше подобных предложений слушать не желаю.

Максу обо всем этом рассказывать не стала. Я никогда не любила конфликтов, поэтому однозначно решила не сталкивать мужчин «лбами». Тем более что для меня этот вопрос был уже закрыт.

И все же, проигрывая позднее в голове эту странную ситуацию, невольно вспомнила реплику Максима, которую он бросил когда-то со смехом: «Нужно всегда говорить правду… но не до конца!». Была ли это лишь только шутка или он действительно что-то недоговаривал мне? И все-таки я верила, что нет. Мы всегда верим в то, во что хотим верить.

Жизнь шла своим чередом, наши отношения по-прежнему были очень хорошими, Максим оставался нежным со мной. Мы лишь стали видеться реже и реже куда-то выходить вместе – теперь Макс все чаще бывал занят.

Говорил, что у него появилось больше рабочих заказов, то есть большая загруженность.

Я понимала, что у него ответственная работа, считала это в порядке вещей.

Но однажды наступил тот самый, «роковой» день.

Ближе к вечеру Максим позвонил мне от мамы:

– Нинуся, сегодня не приеду к тебе, останусь здесь. У меня срочный заказ. Утром нужно его сдать, придется всю ночь работать на «станке»! Завтра одевайся потеплее, родная, обещали резкое похолодание. Нежно целую, позвоню!

Меня это не удивило. В то время у меня дома не было пианино и, совершенно естественно, в таких случаях Максим был вынужден оставаться работать и ночевать у мамы. «Станком» он называл свой, оставшийся в наследство от папы рояль.

Мы нежно попрощались. Повесив трубку, я села в кресло перед телевизором.

Но уже через пять минут вспомнила, что забыла что-то сказать ему, а может быть, это интуиция подтолкнула меня перезвонить.

Трубку снял Орест Кондратьевич.