Душою настежь. Максим Дунаевский в моей жизни

Двор был почти пустой. Не было видно ни Лены, ни других детей.

Вдруг появилась какая-то незнакомая девочка, постарше меня. Она медленно приблизилась ко мне, серьезно, внимательно смотрела мне в глаза.

– Рыжик… он твой… был?

– Да! Мой! Ты его видела?! Где он?!

Девочка продолжала смотреть на меня строгим и одновременно печальным взглядом.

– А его больше нет… Приезжал фургон, за собаками. Дядьки спросили у нас, если мы видели здесь бездомных собак. Я сказала «нет», а Ленка сказала «да» и повела их за гаражи к месту, где прятался Рыжик. Они поймали его и увезли…

Я больше ничего не слышала и не видела из-за застилающего мое лицо потока слез. Находилась, как в вакууме. Как вернулась домой, как поднималась по лестнице, я не помню. Помню только, что дома беспрерывно плакала, не слыша, не понимая маминых слов. Не могла остановиться плакать. Перепуганная мама бегала вокруг меня, пытаясь понять, что случилось, но у меня не было ни сил, ни слов, чтобы ей что-то объяснить. Я была не в состоянии говорить. Лишь временами выкрикивала «Рыжик!» и снова захлебывалась слезами.

Потом мама чем-то отпаивала меня, снова пыталась успокоить. Я ничего не соображала – внутри была только острая боль, а вокруг пустота.

Вечером пришел папа. Он тоже всячески пытался уговаривать меня. Наверно, сразу понял, что случилось, он не задавал мне никаких вопросов. Но я не реагировала на слова и уговоры родителей – весь мир разрушился для меня в одно мгновение. В голове все было, как в густом тумане. Только перед глазами постоянно стояли преданные глаза Рыжика. Его такие добрые, влажные, блестящие – такие «человечьи» глаза!

Родители вызвали врача, и он дал мне освобождение от школы на неделю или две.

Несколько дней я не могла есть, не могла спать – до головокружения, до тошноты. Ушла в себя, как в летаргический сон. Временами снова взрывалась потоком слез. Мне больше ничего не хотелось, абсолютно ничего. Я была не в состоянии идти ни в школу, ни во двор и больше не могла видеть Лену. Она стала для меня материальным воплощением зла и ужаса…

В тот страшный день я потеряла сразу двоих друзей. Лена умерла для меня одновременно с Рыжиком.

Я не стала разбираться с ней – не было ни слов, ни сил, и это уже ничего не могло изменить. Все последующие дни, месяцы и годы я просто напрочь игнорировала ее. Даже сталкиваясь с ней нос к носу в школе, я смотрела «сквозь» нее. Как будто я теряла зрение – ее лицо каждый раз становилось для меня размытым, как в тумане. Как будто она стала призраком. Пустым местом.

И даже когда мы стали взрослыми и уже заканчивали последний класс, я по-прежнему продолжала избегать ее. Не могла посмотреть ей в глаза. Мне казалось, что она прочитает в них все, что я о ней думаю. Мои ненавистные мысли. Мои друзья часто говорили, что у меня «все написано на лице». Я категорически избегала того, чтобы Лена попыталась заговорить со мной – для меня она больше не существовала.

Когда я вспоминаю Рыжика, моего нежного, чистого и преданного друга, у меня всегда на глаза набегают горькие слезы. Как и сейчас.

Прошло так много лет, а я все так же вижу его перед собой, вижу его все понимающие влажные глаза, смотрящие в мои. Как будто все это произошло только вчера.

Невинное существо, которое всем несло только доброту и любовь, было хладнокровно уничтожено бездушными, бесчеловечными людьми. За которых мне безумно стыдно – до тошноты, поднимающейся в горле каждый раз, когда я думаю об этом.

Я снова прошу у Рыжика прощения за людскую жестокость и за то, что не уберегла его. Очень хочу верить в то, что в своем собачьем раю он слышит меня.

«Мой любимый Рыжик, ты не зря существовал на этом свете, если разбудил во мне такие нежные и глубокие чувства, оставил о себе такую светлую память… на столько лет! На что способен даже не каждый человек. Спасибо тебе!»

И это все…

Время лечит. Лечит – да, но память не отбивает.

Существуют события, факты, которые невозможно забыть. И тогда мы несем их в себе всю свою жизнь.

После трагедии с Рыжиком – да, да, для меня произошла именно трагедия, я как-то сразу очень повзрослела. Тогда я впервые столкнулась с завистью, со злом и жестокостью. Они очень больно ударили по мне, но в то же время открыли мне глаза на окружающий мир. До этого он существовал в моем представлении лишь только в призме добра, любви, дружбы и нежности.

Я начала глубоко задумываться над тем, что такое смерть. И над тем, что такое предательство. Что из двух страшнее?

Стала иначе смотреть на многие вещи, на мелкие ссоры и «разборки». На своих одноклассников. Многое стало казаться «мышиной возней», не заслуживающей внимания.

Снова принялась читать, очень много читать. Чтение уводило меня в совершенно другой, воображаемый и лучший мир, далекий от грустных мыслей и жестокой реальности. Читая, я могла проживать новые жизни, мечтать, «летать».

Вечером, когда родители загоняли меня в постель, я тайком брала папин фонарик, забиралась под одеяло с книжкой и читала так половину ночи.