Два берега – одна река

На том и разошлись. После бабы стали рядить новый указ, свой сход бабий у берега собрался. Известно дело – рыбаки за рыбой ходят, а бабы рыбу обиходят. Крупную солили сразу под корень, какую – льдом из ледника заваливали, какую – коптили. Визигу добывали из стерляди сушить, а саму рыбу разделывали на посол. Такую работу женщинам не доверяли, сами возились. Остальную рыбу – с воз! – бабам. Детки помогали: мальчики плели из ивовых веток корзинки глубокие, в них кидались рыба, что держали в воде живую. Солили воблу в корытах, потом нанизывали её на прутики и сушили. Клей вываривался тут же на берегу. Жир из сельди и внутренности крупной рыбы собирали девочки, тут же в котле топили и переливали в крынки. За длинным столом стояли женщины, чистили и потрошили леща, щуку, красноперку, жереха, судака.

Каждому находилась работа: кто убирает отходы, кто распутывает снасти… Всё чаще мужиков отрывать стали от реки, вот опять: после схода пошли лошадей собирать.

– И что ж теперь будет? Ни коней, не мужей, сами в реку полезем? – начала разговор Марфа.

– Ты погоди, пока никто не ушёл, может, отменят указ-то. И здесь кордон нужен! – подхватила разговор осторожная Катеринка. Она была самая спокойная из баб.

– А мы поглядим: одних в поход сошлют, а кто и здесь останется! – это Степанида, родня Марьи. Злится, что её Семён вызвался с Василием идти. Она на сносях, скоро рожать, а муж убегает из дому.

– А ты Маланью попроси, она Семёна вызволит, к твоей юбке приставит! – голос Марьи невысок, звучен, говорит, как песню поёт, но столько яда в сладкой речи.

– У кого это я просить буду за Семёна? У Бога, что ль? – Маланья почти орёт, перекрывая бабьи смешки.

– Сама знаешь у кого, не мне указывать. – спокойно отвечает Марья. Она чистит рыбу одним взмахом, чешуя так и летит монетами из-под рук.

– Нет, ты скажи, отчаво я за казаков решаю? – Маланья глупа, лучше бы промолчала.

– Кабы я, как ты, есаулу бока грела, то я бы указы чинила!

– Ах, ты стерва! Это ты за Петю наговариваешь, никак не забудешь, что я с ним спала-жила? Он-то помнит, поди, как любились жарко! Кабы не его мать, так и жили бы! – Маланья знает, какое больное место у Марьи.

– Господи! Нашла чем хвалиться! Да тебя сорок мужиков по селу знает и помнит, как жарко любишься! Один утоп с горя за твою голову! – Марья пока только распаляется, это только начало. Бабы про рыбу забыли, рты разинули, ждут, что будет дальше. Марья тоже отставила работу:

– Мать вас развела! Дитя чуть с голоду не уморила, по дворам шалалась, хвостом вертела, с того и полетела!

– А ты лучше?! Ты ли Ваньке мамкой стала? Хворостина его мамка, живого места на сиротинке нет, знают все про твою заботу!

– Тебе и гонять некого, сказывала Соловьиха, как ты в девках нагуленного изводила, чуть не сдохла от потравы! С того и детей тебе всей ватагой мужики наделать не могут!

– От твоей злобы дети твои в пузе ядом травятся! Скажешь, неправда?

– Укороти язык, пока не отрезала вот этим ножом!

Хорошо, что стояли врозь на разных углах стола, иначе достала бы Марья за такие слова ножом Маланью. Та не унималась:

– Бог своих не даёт, так нехристя приняла! Сама басурманка, вот те и чёртово отродье в дом!

Вот это уже стерпеть Марья не могла, пошла в обход стола к обидчице с ножом в руках. А та и ждать не стала, с визгом полетела по берегу, орала:

– Спасите, режут!

На берегу свалены снасти, мережи, всякое рыбацкое барахло. Вот и наступила босыми ногами на старые весла Маланья, споткнулась и полетела, легла носом в песок, подол задрался, срам весь открылся народу. Встать не может, запуталась руками в обрывках сети, барахтается. Марья и бегать за обидчицей не думала, упёрлась руками в бока, и давай со всеми вместе хохотать над Маланьей.

– Есаула зовите, скажите, Маланья ждёт готовая, раздевать не надо, только от песка отряхнуть. – И добавила два слова, одно из которых стало навсегда прозвищем Маланьи. – Береговая….

По старости Маланья даже откликаться стала на «береговую» … Вот так закончился бабий сход.

Глава девятая

Среди детворы на берегу была и Анюта-басурманка. Подружка у неё завелась, Настёнка, заходила к ним домой, звала играться. Анька улыбается, кивает головой, но не идёт. А тут и спрашивать Настенька не стала, взяла за руку и повела к берегу. Затерялась среди ребятни новенькая: в платочке, в сарафанчике, помогает старшим. Запах рыбный для девочки дурной, но терпит, старается. Когда схватились Марья с Маланьей, она неподалёку была, понимать не понимала, но смотрела во все глаза. И когда полетела худая злая Маланья по берегу и упала, то такой смех на неё напал, что остановиться не могла. Босая, с грязными руками Аня впервые причастилась счастливым смехом к новой жизни: к тревожному запаху реки, к слепящей водной глади, переходящей в небо и восходящей до самого солнца, золотому теплому песку под ногами, к весёлым голосам ранее чужих людей.