Два билета из декрета

- Не знала, что мне придется себя оправдывать. - Я на секунду зависла, пытаясь придумать какой-нибудь убийственный ответ. Сидеть здесь стало невесело и неинтересно. Дома меня ждали дети, Олег, Анфиса. Много смеха и вкусный ужин. Дома не накидываются исподтишка ни с поцелуями, ни с угрозами, а уважают и берегут твой внутренний мир. Я еще раз окинула взглядом помещение, в котором была планерка: холодный неуютный конференц-зал против нашего потертого дивана и монополии, разложенной на круглом столе. Неужели это был равнозначный обмен? Едва ли, товарищи карьеристы. И убийственный ответ пришел в голову сам собой: – Мне нечего сказать, Виталий Геннадьевич. Кажется, я немного поторопилась с выходом в офис. Думаю, мы с Брикс уладим это наилучшим для фирмы образом.

Я поднялась со своего места и направилась в сторону выхода. Все могло бы закончиться там, на пороге конференц-зала творческой студии Мельница. Если бы не длинный, раздвоенный, пропитанный ядом язык змеюки.

- Видишь, Виталик, Яночка и сама понимает, до чего она не соответствует имиджу нашей компании. Просто не доросла.

Я застыла на месте, так и не переступив порог.

Не доросла, считаете? Имиджу, говорите? Компании, в которой сотрудники вынуждены мыть посуду горчичным порошком, потому что любой другой бутыль испарялся из кухни со скоростью звука, подтираться прошлогодними факсами и работать при свете луны всякий раз, когда перегорали долбаные лампы. Компании, где начальника боятся до такой степени, что не могут даже смотреть в его сторону. Компании, где зимний корпоратив, осенний юбилей, 8 марта и летнее солнцестояние отмечают в один день, чтобы сэкономить на аренде ресторана и нажраться подешевле. Ох, и фирма. Ох, и элита. Голубые береты от мира креативщиков, не иначе.

Ощущая бурлящую в горле ярость, я повернулась обратно и посмотрела прямо в глаза Игнатова. Тот удивленно поднял бровь и откинулся на спинке стула, будто ожидал увидеть шоу...

***

- Вы правы, простите, я не услышала, как Вас зовут?

- Екатерина…

- Кобровна? – любезно подсказала я.

- Екатерина Сергеевна.

- Ну, разумеется. Вы абсолютно правы, Екатерина Сергеевна. Мой мозг постепенно усох до состояния изюма и не в силах выдать ни одной мало-мальски креативной идеи. Однако я заметила, что и Мельница не пестрит в глянце наших дней, с вашим творческим потенциалом тоже не все так гладко, верно? И пускай я выпала из обоймы, зато, в отличие от некоторых, сохранила в себе человечность и не сужу о людях по тому, как они одеты и где провели последние шесть лет. Я рожала и воспитывала людей, не стоит относиться к этому с таким пренебрежением. И последнее: память женщины в декрете работает просто изумительно и помогает нам запоминать даже лишенную логики информацию. Не верите? Могу доказать.

Я сделала шаг вперед, отставила ногу в сторону и, чеканя каждое слово, пропела с выражением:

- По полям, по полям

Синий трактор едет к нам.

У него в прицепе кто-то песенку поет!

А ну, малыш, давай!

Попробуй отгадай,

Кто же, кто же, кто же, кто же

Песенку поет?!

Му-му-му-му-му-му!

- Там еще два куплета и припев, Екатерина Сергеевна. Но суть вы уловили.

Судя по ошалевшему взгляду тощей вобляди, она прониклась. Я была хороша. Не ВИА ГРА, конечно, но на кастинг Ленинграда очень бы подошло. Пела я красиво, с чувством растягивая гласные звуки: не зря в школе два года в хоре оттарабанила.

- И это только один мультик. А их в жизни декретницы бывает до ста в день. Плюс тысяча рецептов перетертых кабачков, чтобы наследник налегал на овощи, и еще миллион лекарств, с точной дозировкой и инструкцией, какие глотать, какие втирать, какие в уши капать. У меня много с чем обстоят дела неважно. С головой, к примеру, раз я пришла сюда после декрета и хотела честно работать и приносить пользу нашей фирме. Но вот память моя вашу на повороте обгонит, размажет и вынесет. На этом я откланиваюсь.

Я развернулась и, прежде чем навсегда покинуть это отвратительное здание, посмотрела на своего несостоявшегося шефа. Расслабленная поза сменилась на заинтересованную. Вся его фигура подалась вперед, он замер, слегка приоткрыв рот, и, что уж совсем странно, Виталий Геннадьевич смеялся. Тихо, почти неслышно, но ребячливо и очень заразительно.

На улице было по-осеннему свежо. И очень спокойно. Я ощутила, как порыв ветра подул мне в лицо и растрепал так старательно уложенные Анфисой волосы. Плевать. Бардак на голове был созвучен бардаку в мыслях. Стало понятно, что я смогу вернуться в Мельницу только для того, чтобы забрать свою трудовую книжку и плюнуть на дверь Игнатова В.Г. Или этой его змееватой подружки, чтоб ей Рикки-Тикки-Тави клыки обломал. На нее я злилась больше, чем на него. И на себя злилась тоже, хотя и не понимала почему.

Мой офис, теперь уже бывший, находился на пересечении двух крупных проспектов, но до ближайшей остановки нужно было идти метров двести. То есть до звезды как долго. Я же мечтала поскорее попасть домой, завернуться рулетиком в плед, включить максимально сопливый фильм и растворить свое горе в огромной пачке крабовых чипсов.