Два брата

— Хочется думать, что она вправду меня любит. Бескорыстно и беспричинно, — сказал Пауль. — Она говорит, что любит. В жизни всякое бывает. Пансион не состоялся, а вышло так.

— И ты завладел тем, о чем мечтал с двенадцати лет. Самое смешное, что если б не Гитлер, ничего бы не вышло. Благодаря ему ты получил Дагмар.

— Знаю, — ответил Пауль. — Как говорится, ирония судьбы.

Зильке привалилась к стенному шкафу и скрестила ноги.

— Знаешь, я была влюблена в Отто, — сказала она.

Пауль вывинчивал перегоревшую лампочку.

— Правда? — без выражения спросил он, глянув на Зильке.

— Только не говори, что не догадывался. Отто слепец, но ты-то прозорлив.

Пауль смутился.

— Наверное, что-то замечал. А мама была уверена.

— Но теперь Отто нет. Ты уговорил его махнуться личностями.

— Зилк, я не замышлял украсть Дагмар и лишить тебя Отто, — серьезно ответил Пауль. — Я думал, как спасти ей жизнь.

— Жизнь той, в кого ты к тому же влюблен.

— Ты меня обвиняешь? И злишься? Я думал, ты все понимаешь.

— Я понимаю, Пауль. Наверное, ты не мог поступить иначе… Просто хотела, чтобы ты знал. Надоело страдать молча.

— Ты сказала Отто?

— Вроде как. Обиняком. В поезде. Но без толку. Он любит Дагмар. Как и ты. Так что мне никогда ничего не светило. Ладно, хрен с ним! — Зильке рассмеялась. — Не волнуйся, я сыграю свою роль. Я же коммунистка. Должна помочь соратнику… и соратнице.

Пауль улыбнулся, Зильке его обняла.

— Славная квартира, правда? — сказала она. — Нам повезло.

— Пожалуй.

— Как думаешь, ее отобрали у евреев? Как жилье твоих деда с бабушкой?

— Не знаю. Я спрашивал в агентстве, но такую информацию они не дают.

Оба помолчали. Может, совсем недавно отсюда прикладами и дубинками выгоняли детей?

— В Польше я такого насмотрелся, — сказал Пауль. — Принудительное выселение. Жуть. Тысячи поляков, не только евреев, в секунду вышвыривали из домов. Говорит радио, еще скворчит готовка на плите, а хозяев уже нет.

— Ладно, пошли. Мы же не хотим опоздать на собственную свадьбу?

Пауль отнес чемоданы Зильке в ее комнату и со столика в прихожей взял новенькую эсэсовскую пилотку.

— Зилк, ты невероятный человек, — запинаясь, сказал он. — Ей-богу. Такой благородный поступок ради Дагмар…

— Я это делаю не ради нее, дурень! — засмеялась Зильке. — А ради тебя. И Отто. Ради близнецов Штенгелей! Ради вас обоих. Потому что вы этого хотите для нее. Потому что втрескались в невиданно красивую еврейку, и теперь всю войну нам всем придется ее оберегать.

— А как же ты? — спросил Пауль. — Выходит, ты осталась ни с чем. Замужем, но без мужа. Значит, не устроишь свою жизнь.

— Поздновато меня отговаривать.

— Да нет, я просто…

— Слушать меня, эсэсовец Штенгель! — Зильке отложила букетик примулы и взяла Пауля за руки. — Я хочу это сделать. По разным причинам. И дело не только в Субботнем клубе и в том, что вы с Отто для меня — все. Меня ждет хорошая жизнь. Во-первых, я смогу бросить трудовую повинность, что уже немало. Брак с военным, тем более эсэсовцем, дает кучу плюсов. Хорошая еда, мягкая постель. Но самое главное — все это прекрасная ширма не только для Дагмар. Для меня тоже.

Пауль понял, о чем речь, и вовсе не обрадовался.

— В смысле, что ты коммунистка?

— Именно.

— А я думал, ваша братия в дружбе с Гитлером.

Зильке болезненно сморщилась.

Советско-германский пакт 1939 года разметал остатки немецкого коммунистического подполья.

— Сталин сделал тактический ход, — набычилась Зильке. — Я уверена, он хочет выиграть время. В один прекрасный день Сопротивление воспрянет, и я буду в его рядах.

Пауль не ответил. Сказать тут нечего. Он использовал Зильке и не мог жаловаться, что она использует его. Все они друг с другом повязаны.

На такси пара отправилась в районную ратушу.

— Нельзя заставлять герра Рихтера ждать.

— Заарканил гестаповца! — Зильке даже присвистнула. — Ну ты нахал!

— В известной мере, — согласился Пауль.

Неделю назад в эсэсовской форме он пришел в местный отдел гестапо и спросил начальника.

А затем, набравшись наглости, пригласил на свадьбу шефа гестапо, которого в жизни не видел.

— Я чистокровный ариец, был усыновлен евреями, — поведал Пауль. — Из родных никого, я совсем один. Жизнь моя и супружество принадлежат фюреру. Я бы хотел, чтобы бракосочетание состоялось в присутствии влиятельного лица. Покорнейше прошу вас быть моим свидетелем.

Смелый, блестящий ход — привлечь гестапо. Установить личные отношения с начальником.

Как всегда, Пауль проявил себя незаурядным тактиком.

Под портретом фюрера Рихтер выпевал торжественные обеты отечеству и вождю, как того требовал нацистский свадебный обряд. Даже в самом страшном сне гестаповцу не привиделось бы, что через пару часов красавец-солдат, повторявший клятвы, на счастье разобьет бокал и снова женится, свидетелями чего станут его мать, дед и бабушка. На сей раз он женится на той, кого любил, в чьих жилах, как и в его, текла еврейская кровь.

Старые друзья Берлин, 1956 г.

Отто смотрел в иллюминатор самолета «Люфтганзы». Поразительно — с воздуха планировка Хитроу выглядела идеальной звездой Давида.