Два брата, или Москва в 1812 году

Эта проселочная дорога была не из лучших, тем более что в то время и главные тракты не славились своим устройством; а потому поезд Зембиной довольно медленно двигался, боясь в темноте быть опрокинутым от неровности дороги. При одной ухабине колесо кареты так глубоко ушло в нее, что лошади напрасно истощали свои силы, чтоб его вытащить. Все должны были выйти, и кучера с лакеем принялись дружески помогать лошадям; однако же прошло добрых четверть часа, покуда эти общие усилия увенчались успехом. Когда же все опять уселись по местам, то кучер кареты, оглянувшись с высоты козел на пылающую вдали деревню, вдруг со страхом оборотился к Зембиной и, постучав в окно кареты, объявил ей, что их догоняет несколько всадников. Зембина и Саша быстро выглянули. Действительно, человек 6 подъезжали к дороге через поле, стараясь преградить путь карете. Саша схватил пистолеты.

– Что ты делаешь? – вскричала ему мать. – Если мы будем сопротивляться, то нас наверное убьют. Лучше предадимся на волю Провидения. Отдадим без сопротивления все, что у нас есть…

– Ни за что! – вскричал Саша. – Я буду защищать вас до последней капли крови…

– Но если твоя защита будет мне стоить жизни?

Руки Саши опустились. Он не знал, что делать.

В эту минуту всадники взъехали на дорогу и закричали карете, чтоб она остановилась.

– Что вам надобно, господа? – спросил Саша у них по-французски, выглянув из кареты.

– Вот мило! какая хорошенькая! да и по-французски говорит, – сказал один всадник, который, по-видимому, другими командовал.

– Надеюсь, господа, – продолжал Саша, – что вы ведете войну не с мирными путешественниками.

– А всего менее с такими прелестными девушками, как вы, – отвечал тот же всадник. – Позвольте узнать, однако, откуда вы едете и куда?

– Мы хотели проехать в нашу деревню, близ Вязьмы, но узнали, что эти места уже заняты вашею армиею, и решились воротиться в Москву по проселочной дороге.

– Бесполезный труд, моя красавица! мы к вам скоро и туда придем в гости… Вы теперь едете из той деревни, которая горит?..

– Точно так…

– Кто зажег ее?

– Сами жители…

– Зачем?

– Чтоб врагам ничего не досталось…

– Какое варварство! И вы, верно, одобряли этот поступок… Может быть, даже участвовали в нем…

– Участвовать мы не могли, потому что уехали прежде, нежели деревня была зажжена; но всею душою одобряем благородную эту решимость…

– Что тут с ними долго разговаривать! – сказал другой всадник. – Нам нужны припасы и деньги… Эй, красавицы! выходите из кареты… Вы можете и пешком дойти, куда хотите, а ваши экипажи, лошадей и поклажу мы берем себе…

– Надо знать: отдадим ли мы их! – вскричал Саша, и громкий смех всадников был ответом на грозную его выходку.

– Если воинам Наполеона не стыдно грабить проезжих по дорогам, то мы повинуемся, – сказала Зембина.

– А вот и маменька заговорила, и умно, – возразил второй всадник. – Выходите же без церемонии… Нам некогда с вами забавляться… Мы не грабим, а открыто берем все по праву завоевания… Даже и ты, красавица, должна бы по-настоящему принадлежать нам, но французы на этот счет учтивы и пользуются только добровольною добычею.

Громкий смех всадников доказывал Зембиной и Саше, что им нельзя ждать пощады, потому Зембина вышла из кареты, успевши спрятать под шаль кошелек и бумажник, а Саша, выходя за нею, взял в одну руку саблю, а другою метко выстрелил из пистолета во второго всадника, который наглее всех торопил их. Француз вскричал и повалился с лошади.

Крики негодования раздались между прочими всадниками, и один из них, схватя Зембину за волосы, занес на нее свою саблю, чтоб наказать хоть мать за вину дочери, но Саша другим выстрелом поверг и этого злодея, а сам в эту же минуту вскочил на лошадь новоубитого и, грозно размахивая саблею, бросился на ближайшего неприятеля.

Все остановились с изумлением. Им казалось совестно напасть соединенными силами на девушку, нежданное геройство которой приводило их, однако же, в удивление.

– Daible! comme vous y allez, ma belle![1] – сказал первый всадник. – Посмотрим, не справлюсь ли я с этою бунтовщицею!

Направя к ней коня своего, он с каким-то чувством стыда поднял против нее саблю, надеясь с одного удара обезоружить ее. Но каково было его удивление, когда удары мнимой красавицы посыпались на него как град и заставили употребить все свое искусство, чтоб отвратить их. Однако же усилия его тем и ограничились. Ему было совестно убить девушку, – а Саша, помня хорошо все прежние уроки фехтования, наносил ему удар за ударом. Наконец он несильно ранил великодушного всадника.

– Жак, – закричал он близстоявшему всаднику, – займи мое место и справься с этим русским чертенком… Я ранен…

Жак бросился на Сашу, и тот, в свою очередь, увидел, что удары Жака вовсе не так великодушны, как первого всадника. Теперь надобно было защищаться и отступать, но, ощупав в седле пистолеты, Саша вынул один и выстрелил в своего противника. Пуля попала в грудь француза, он свалился.