Два дня в апреле

Первое впечатление, и сразу неожиданность. Этот человек — такой маленький! Пожалуй, он даже ниже её ростом… ну или чуть-чуть недотягивает (собственный сын выше его на целую голову!), и такой худой… кожа да кости… а она почему-то представляла его себе этаким здоровеньким толстячком. Маленький человечек крохотного росточка, уже изрядно облысевший, в потёртом чёрном пиджаке и мешковатых синих джинсах с пузырями на коленях. Покрасневшие глаза, под которыми залегли глубокие тени. Небольшой и явно свежий порез на лице возле самого подбородка. Такие неприятности и с папой порой случались, особенно когда он вставлял в станок новое лезвие.

Все трое сконфуженно замерли, молча разглядывая друг друга. «Мой папа Кевин», — наконец промолвил Тео, и мужчина смущенно протянул ей руку. После секундного колебания она взяла протянутую руку и почувствовала неожиданно крепкое пожатие. «А это — Уна!» — продолжил Тео церемонию знакомства. Как будто могли возникнуть какие-то сомнения по поводу того, кто эта девочка и что она тут делает.

— Может, по чашечке чая? — предложил Кевин, и Уна заметила, что голос его слегка дрожит. И смотрит он куда-то далеко, поверх её головы. Она быстро отказалась от предложения и снова — уже в который раз! — пожалела о том, что ввязалась во всё это предприятие. Ах, с каким наслаждением она бы очутилась сейчас где угодно, но только не здесь. И не с ними… Повисло короткое неловкое молчание. А потом заговорили оба одновременно — и отец, и сын. Они говорили сбивчиво, перебивая друг друга, и так же внезапно умолкли, сконфуженные донельзя.

Ужасно! Всё ужасно! Никто из них троих и понятия не имеет, с чего начать. О чем говорить… Ну зачем она пришла на эту встречу? Вот дура так дура!

Но тут отец Тео снова слегка откашлялся и посмотрел ей прямо в глаза. Уна заставила себя не отвести взгляд.

— Хочу поблагодарить… вас… — начал он, запинаясь и ещё не полностью владея собственным голосом. — …За то, что вы дали мне шанс… сказать вам… как… как сильно я переживаю… Всю мою боль невозможно… её невозможно выразить словами. Не проходит дня… ни единого дня… чтобы я не думал… о том, что тогда случилось. Ну, почему я не заболел? Почему пошёл в тот день на работу? Почему меня не поставили на другой маршрут? Почему…

Голос его сорвался, и он замолчал. Лицо стало красным-красным, и Уна испугалась, что вот сейчас он расплачется. Несколько секунд томительного ожидания показались ей бесконечными. Но вот Кевин слегка склонил голову набок и снова откашлялся, потом неловко прошёлся рукой по губам, словно отирая их. Уна стояла как вкопанная и смотрела на него, не в силах пошевелить ни рукой, ни ногой. Тео тоже превратился в подобие застывшего монумента. Он отвёл глаза в сторону, стараясь не смотреть на происходящее. Да и трудно в сложившихся обстоятельствах было ждать от него какой-то помощи. С равным успехом он мог и вовсе исчезнуть отсюда.

Кевин снова повернулся лицом к Уне, всё ещё пытаясь совладать с собственными эмоциями. Он сделал глубокий вдох, а потом с шумом вытолкнул воздух из лёгких.

— Я не знал вашего отца, — начал он тихо, но более спокойным голосом, который уже почти подчинялся ему. — Но я не сомневаюсь, он был прекрасным человеком. Уже хотя бы потому, что воспитал дочь, способную на такой поступок, — он замолчал на какое-то время. — Я совсем не удивлюсь, если вы меня ненавидите. Хотя, уверен, меньше всего на свете вам хотелось бы кого-то ненавидеть. — Кевин снова умолк и откашлялся. — Вас воспитали правильно. Как надо! И конечно, в этом в первую очередь заслуга вашего отца. Я горько, очень горько сожалею о том, что забрал его у вас… И большое вам спасибо, от всего сердца, за то, что вы дали мне возможность высказаться, сказать вам, что я думаю.

Кевин говорил совершенно искренне. Это было видно по его лицу, слышно по его голосу. Произошедший несчастный случай стал и для него самого огромным потрясением. Ведь, вольно или невольно, он явился виновником гибели другого человека, пусть и непреднамеренно, сам того не желая. Такое бесследно не проходит! Впервые Уна почувствовала нечто, отдалённо похожее на волну сочувствия к этому человеку. Произошла страшная трагедия, погиб человек, и Кевин, судя по всему, в полной мере осознавал всю степень своей ответственности за случившееся.

И она вдруг выпалила, даже не задумываясь над собственными словами:

— Это моя вина! — и те двое уставились на неё в немом изумлении.

А потом слова полились из неё нескончаемым потоком, словно они копились и копились в ней, терпеливо поджидая того момента, когда их произнесут вслух: