Два дня «Вериты»

— Сеньор Моралес занимался красной пропагандой? Сеньор Моралес бранил президента и американцев? Да ты пьян, олух!

Глава 18

— Ради бога, Гарри, не так быстро! — Слейн еле поспевал за другом. — Бросок по такой жаре и при моей комплекции… Ты поджарый, как койот, тебе легко. Или ты хочешь, чтобы меня в такое интересное время свалил на мостовую солнечный удар?

— Не стоило бежать, Джо, — разочарованно сказал Багров. — Мы опоздали.

У разнесенных в щепы дверей спортклуба тоже дежурила конная полиция. Копыта выбивали нервную дробь по осколкам стекла и зеркал, по голубым шляпам и бутоньеркам. Улица казалась пустой, как ей и следовало быть в час сиесты, но сегодня пустота ее дышала тревогой. Из-за опущенных занавесей выглядывали испуганные лица обывателей, в глубине дворов возникали и гасли какие-то шумы и вскрики.

— Здесь вышло похлеще, — заметил Слейн, обходя пятна крови на тротуаре. — И не удивительно: ведь поблизости находится бюро по безработице. Эй, приятель! Что тут было?

Круглое потное лицо, выглядывавшее из окна маленькой кофейни, вытянуло губы, вытаращило глаза.

— Тс-с, не так громко, сеньоры. Не хотите ли чашечку кофе?

Они зашли в пустую кофейню. Толстяк хозяин гостеприимно усадил их под вентилятором, принес невкусный подгоревший кофе и полушепотом рассказал о событиях.

В самом деле, католикам пришлось плохо. Их лидер Приетта начал речь в спортклубе в тот же час, что и его соперник Моралес в «Акварио». Более энергичный и темпераментный Приетта, кофейный король внутреннего рынка страны, успел наговорить немало саморазоблачений, прежде чем орава безработных стащила его с подмостков. Нагрянувшей полиции пришлось поработать дубинками, пока толпа разбежалась. Четверых телохранителей, двух полицейских и самого Приетту отправили в госпиталь. Потери нападавших неизвестны. Когда полиция загнала отбивавшихся безработных в раздевалку спортклуба и уже готовилась отправлять на машинах в тюрьму, какой-то оборванец крикнул лейтенанту:

— Живодер! Чем защищать предателей, лучше бы ловил бандитов! Или бандиты сунули тебе взятку?

И побледневший лейтенант заорал в ответ:

— Молчать! Об этом никто не должен знать!

В рядах полиции произошло замешательство, чем и воспользовались бунтовщики. Они прорвались к выходу и унесли своих раненых. Задворки приняли и укрыли их.

— Сеньору Приетте было совсем худо, — шептал хозяин. — Он плакал и говорил, что сошел с ума, что теперь не сможет обманывать даже глупых лесных индейцев.

— Именно от этого ему и было совсем худо, — прокомментировал Слейн. — А скажите, хозяин, что вы намешали в свой дрянной кофе?

— Господь свидетель, что… — толстяк воздел руки к потолку. — Немного пережаренного маиса… совсем немного… меньше половины, сеньоры. Святая дева, что там еще стряслось?

Дикий вопль донесся с улицы. Кричала женщина, пронзительно, отчаянно. Слейн и Багров выбежали из кофейни.

Женщина в порванной кофте, с распущенными волосами, бежала по мостовой. Искаженное страхом лицо, истошный крик на бегу — все говорило о постигшем ее несчастье. Ее догонял и уже протягивал руку, чтобы вцепиться в волосы, разъяренный мужчина в одних пижамных брюках, с большим кухонным ножом в правой руке. Несколько полицейских бросились наперерез бегущей паре.

— А ну успокойся! — рявкнул один, хватая мужчину поперек груди, в то время как его товарищ вывернул руку преследователя. Нож звякнул о мостовую. Трое полисменов перехватили все еще кричавшую женщину.

— Убью! — вырывался мужчина. — Пустите!

Его повалили и отнесли в тень аллеи.

— Да говори же, что случилось? — полисмен вытянул мужчину дубинкой по голой спине.

— Какого дьявола суетесь в чужие дела! Я Педро Химес, хозяин шляпного магазина, меня тут все знают! А она моя собственная жена! Только что она выложила мне всю правду… Эй, верните нож! Это мой нож и моя жена!

— Да отвечай толком, что она?

Поворачивая багровое лицо от одного к другому, Химес кричал:

— Мы пошли в спальню отдохнуть от проклятой жары… и я спросил, просто так спросил, зачем она опять таскалась к ювелиру-итальянцу. А что она мне ответила?! Говорит, что и раньше-то меня терпеть не могла, а сейчас хоть бы я поскорей сдох от своего геморроя! А итальянец, он… Пустите меня, дьяволы!

— Лежи, а то еще убьешь бабенку, — полисмен крепче прижал шляпника к земле.

— Убью! — рвался тот. — Она предала супружескую честь!

— Ну-у, ты, наверное, тоже не упускаешь своего по женской части.

— Я мужчина! Это же совсем другое дело. И потом, она никогда за мной ничего не замечала!

Женщина сидела на горячих камнях мостовой, зорко следила за мужем и плакала.

— Как же вы этак неосторожно, сеньора? — не то с сочувствием, не то с издевкой спросил полицейский.

— Ах, добрый сеньор полицейский, со мной и прежде всякое бывало, но в первый раз я проболталась… Сама не знаю, как это вышло…

По ее плечу стекала кровь от свежего ножевого пореза. Полицейские совещались, что теперь делать с супругами.

— Вот побочный результат «импульсов правды», — подмигнул Слейн.

Багров посмотрел на него удивленно: