Два ее единственных платья

Весной их колхоз договорился с соседним:
те дали картофеля на семена.

Председатель сказал: «Всё по-честному, половина

                                                  на половину.
Принесешь ведро – полведра тебе.
Принесешь два – тебе уже ведро».

Уходили днём, ночевали там по знакомым и незнакомым,

утром брали картошку, шли обратно:
с горки на горку, с камня на камень,
главное – дойти дотемна, все-таки 28 километров,
недалеко, конечно, но все же тяжеловато,
когда обратно.

Одно ведро – в рюкзак на спину,

по ведру в каждую руку.
Огород пятнадцать соток, сама понимаешь,
одним табаком не засадишь,
да и что от него толку – только кусок мыла, стакан соли.
Есть-то мыло не станешь.

Ей было 13.

4 «На Хайнане во время завтрака…»

На Хайнане во время завтрака
я поначалу по-русски тихо всё удивлялась:
местные ели столько, что мне становилось страшно.
Куда в них лезет?

Потом на змеиной ферме разговорились с экскурсоводом.

Они, говорит, это всё после голода
в начале шестидесятых.
Раньше, говорит, было принято зайти в ресторан,
заказать блюд на десять персон, не съесть, заплатить,
всё оставить, чтобы было видно,
что он не голоден, может себе позволить не доесть.
Теперь, говорит, начали всё-таки
просить завернуть остатки с собой.

Деды, говорит, голодали,

а внуки всё так за них и едят.
Это я поняла. В детстве так и учили:
дома всегда должна быть еда в запасе.

Поэтому у меня всегда припрятано

4 бутылки подсолнечного масла, несколько
                                                  килограммов макарон,
50 банок консервов, 20 банок варенья.
А то мало ли что.

Понимаю, что это смешно, но не могу иначе.

5 «Если бы она дожила до марта 2014-го…»

Если бы она дожила до марта 2014-го,
Крым был бы её.

Она всё равно ни разу не была на море.

Две её самые далекие поездки,

кроме поездок к родителям мужа, к семье сына —
летом 1967-го в Москву с дочерью
и летом 1977-го в Челябинск за коляской для внучки.

Она была вата,

настоящая вата, что есть – то есть.

Вату, кстати, она уважала.

Когда вышла замуж,
первые её семейные подушки были как раз из ваты —
сшила сама мешки, сама набила, зашила.

Перьевых некому было подарить.

А купить… На еду-то едва хватало.

«Елизавета Петровна последние месяцы жизни…»