Два Генриха

– То-то я гляжу, не похожи вы на франков. Они не странствуют, спят в замках да воюют друг с другом, а если и выезжают куда-то, то с солидной охраной. Неспокойная наша земля, никак не прекратятся на ней грабительские войны. – Монах тяжело вздохнул. – А ведь это грех. Епископы призывают гнев Божий на головы грешников, нарушающих дни перемирия, но им все нипочем. Никто не боится кары Божьей после тысячелетия страстей Господних.

Пока монах этаким образом сетовал на нравы, попутно бормоча молитвы, Агнес поманила крестьян. Сама тем временем вытащила из походной сумки и разложила на прошлогодней траве нехитрую снедь: вяленое мясо, сыр, оладьи, вино в медном сосуде, напоминающем флягу.

С аппетитом, не забыв перед началом трапезы прочесть короткую молитву, принялись за еду. Когда с этим было покончено. Агнес спросила, вытирая руки о штаны:

– Ты, Рауль Глабер, по-видимому, бенедиктинец, сторонник клюнийского движения?

Взгляд монаха застыл на ее лице:

– Из чего заключаешь это, сын мой?

– Черная ряса. Иного цвета вы не признаете. А с приором, пожалуй, ты на короткой ноге.

Собеседник помедлил, покосился, повернув голову:

– А об этом кто тебе сказал?

– Твой посох. Ведь это приор подарил его тебе.

Брови монаха дружно подпрыгнули, изогнулись домиком:

– Как догадался?

– Верхний конец посоха загибается внутрь. Таков жезл настоятеля.

– А епископа, к примеру?

– У того смотрит кверху.

– Верно, – прищурился монах и уже по-новому, с нескрываемым интересом стал смотреть на дочь аббатисы. – Откуда тебе известно? Об этом знают только священнослужители.

– Мне известно не только это, но еще и то, например, что клюнийские монахи борются против симонии. Что думаешь об этом ты сам?

Рауль Безбородый подумал, прежде чем ответить. Потом, заметно повеселев после трапезы, заговорил:

– Слышал я, купля-продажа церковных должностей процветает не только в Германии, но и по всей Италии, даже в Латеране. Сие бедствие и у франков приняло невиданные размахи, однако здесь это выглядит по-иному. Государи дарят должность или сан своим фаворитам, ибо получили от них когда-то в дар немалое подношение, скажем, хорошую любовницу или святую реликвию. Но чаще имеют место родственные отношения: правитель дарит замок или доходное место своему племяннику, кузену или зятю. Поэтому наша симония в отличие от вашей, скорее, семейная.

– Не выгораживай своих соплеменников, Глабер, – проговорил Ноэль. – Такой торг идет повсюду и Франция не исключение, хотя, признаюсь, Рим в этом отношении не уступит никому. Мы были там. Не поверишь, они торгуют даже престолом апостола Петра.

– Знаю, – кивнул монах. – Слух о том, как ваш король сбросил с трона трех пап и усадил туда германского епископа – поговаривают, своего родственника – прокатился по всей Франции. Еще говорят, какой-то рыцарь поднял папу Бенедикта за ногу и целый день держал его вниз головой, пока у того не лопнули глаза.

– Ну, это уже сказки, – убежденно возразила Агнес, переглянувшись с братом. – Люди преувеличивают. Такое под силу разве что Гераклу или Полифему.

– Теперь Генрих Третий стал императором, как и его отец, – продолжал Рауль Глабер. – Говорят, он перевалил через Альпы с огромной армией, а теперь ездит по Италии, наводя свои порядки. Вряд ли с ним всё войско, часть его, полагаю, он распустил. Любопытно было бы узнать, куда отправились его воины; не думаю, что все разбежались по своим замкам. Вот вы, например, вздумали путешествовать по Франции. Что побудило вас к этому? Захотели посмотреть, как живут франки?

– Не совсем так, – ответил ему Ноэль. – В этой земле, близ Парижа, могила нашего деда, сына герцога Ричарда Первого. Он был добрым воином, многие помнят его подвиги, ведь он часто сражался на стороне вашего короля Роберта, которому приходился троюродным братом. Его звали Можер. Не слышал ли ты что-нибудь о нем?

Монах загадочно улыбнулся:

– Не только слышал, но даже сидел с ним за одним столом и спал в одной походной палатке.

Агнес порывисто подалась вперед и схватила за плечи сподвижника своего деда:

– Расскажи нам о нем все, что знаешь! Говори без утайки, не уставая, ничего не упуская. Поверь, милее не будет для нас рассказа.

– Догадываюсь, – понимающе кивнул Рауль Глабер, – но сказать могу немного, хотя вы и приходитесь внуками Великому Можеру. Да, именно так его называли. О, это был беззаветной отваги человек – великодушный, благородный и огромный, как утес. Взваливал на плечи двух человек и шел с ними так, словно это были цыплята. Разил мечом врага, точно траву косил. Однажды он бился с рыцарем из войска Эда Блуасского, и случилось так, что его меч разлетелся на куски. А рыцарь, не обращая на это внимания, наступал. Тогда Можер, недолго думая, поднял свой огромный щит и обрушил ему на голову, придавив его к земле, а потом еще и встал ногами. Когда щит оттащили в сторону, ахнули: от человека осталось мокрое место, точно и не было его; только меч тускло светился в траве, да щит лежал рядом.