Два героя. Последний инка

У ворот Куско с него сняли ветхое рубище. Его нарядили в алый бархатный камзол с разрезными, подбитыми шелком рукавами. На плечи накинули красную мантию, голову увенчали пурпурным царским льяуту. На грязные, израненные ноги надели башмаки из мягкой альпаковой шерсти. Кузнец, он же палач, затянул на горле инки железный собачий ошейник, стреножил пленника железными путами и приковал его железной цепью к соседям по шествию.

Бархат и железо, царственное льяуту и собачий ошейник — так приказал нарядить инку его светлость вице-король.

«Я хочу, — сказал он, — чтобы все Куско видело испанское ожерелье на шее инки. Я хочу, чтобы все Куско знало: в Перу только один государь — его величество Филипп Второй».

Инку вели через весь город на Главную площадь, во дворец вице-короля. Вели по улицам древней тауантинсуйской столицы, распятой бородатыми дьяволами.

Несметная толпа запрудила улицы, до краев заполнила Главную площадь. Люди взбирались на крыши, на каменные ограды, гроздьями свисали с карнизов, теснились на балконах, втискивались в узкие проемы окон.

Люди молчали.

Молчали испанские поселенцы — это шествие внушало им не радость, а смутное беспокойство. Молчали индейцы, исконные жители Куско.

Над городом плыл густой медный звон. Звонили во всех церквах.

Инка шел, слегка прихрамывая. Он поддерживал плечом левого соседа — верховного военачальника Царства Солнца, Юлпу-Юпанки, тяжело раненного солдатами Лойолы.

Золотые подвески царского льяуту падали инке на лоб, они мешали ему, но руки его были в цепях, и он не мог сдвинуть в сторону эту назойливую бахрому.

Лицо его было бледно и спокойно.

Инку ввели во дворец. Он стоял перед вице-королем, опутанный цепями… Абрието густым басом рапортовал его светлости о великих победах:

— Мы выжгли осиное гнездо, мы одолели наглых и дерзких язычников. Пресвятая дева умиляется нашим победам, одержанным во славу господа нашего Иисуса Христа и короля нашего Филиппа Второго…

Тонкие склеротические пальцы его светлости перебирали золотые звенья цепи Золотого Руна — высшего ордена Испании. Чудо из чудес — вице-король улыбался. Щерились мелкие желтые зубы, слегка тряслась седая козлиная бородка.

— Долгие лета его величеству королю, слава достойному наместнику короля, его светлости дону Франсиско де Толедо…

Абрието закончил, и мгновенно вице-король окаменел.

— От имени короля благодарю вас, — тихо проговорил он. И, обращаясь к распорядителю триумфального шествия, добавил: — Инку в тюрьму.

Вице-король послал за доктором Габриелем Лоарте, главным судьей перуанского вице-королевства.

— Его величество, — сказал вице-король, — дал мне совершенно недвусмысленные указания. Его величество желает, чтобы инка Тупак-Амару был осужден. Осужден строго по закону.

Главный судья отвесил глубокий поклон королевскому портрету.

— Я понял вас, ваша светлость. Приговор мы вынесем в среду.

— Не спешите, сеньор Лоарте. Ведь инка пока еще язычник, а умереть он должен христианином. Потребуется неделя, чтобы ввести его в лоно нашей матери-церкви…

Габриель Лоарте знал, как старый тигр Писарро и старая лиса Вальверде расправились с Атауальпой. Точно такую же комедию легко можно было разыграть и с Тупаком-Амару. Не хватало иуды Фелипильо, казненного в свое время палачами Альмагро. Лоарте, однако, нашел мерзавца, который мало в чем уступал писарровско-му толмачу. То был метис Гонсало Хименес, сын испанского солдата и индианки, и ему Лоарте велел вести допрос пленников. На языке своей матери Хименес задавал им невинные вопросы, на языке своего отца он вписывал в протоколы «следствия» убийственные ответы. Несчастным пленникам приписаны были показания, которые обличали инку во всех смертных грехах.

Тупак-Амару оказался узурпатором, убийцей, осквернителем христианских храмов, клятвопреступником, вором (он-де утаил сокровища дома инков), а каждое из этих «преступлений» каралось жестокой смертью.

Лоарте, получив опросные листы, немедленно вынес инке приговор: всенародно обезглавить на площади.

В пятницу 3 октября он с этим приговором явился к его светлости.

Дон Франсиско прикоснулся к кончику пера.

— Тупое! Подать острое.

Он обмакнул перо в бронзовую чернильницу, сдул волосок и твердо, без росчерков поставил свою подпись.

В Куско давно уже не было публичных казней, о чем вице-король весьма сожалел. Сеньор Лоарте оправдал его надежды и в список смертников внес около двадцати имен.

Отсечения головы удостоился только инка. Остальные приговаривались к менее почетной казни: повесить за шею, пока не умрут.

Тупака-Амару вывели из темницы

Эшафот и виселицы поставили на Главной площади, против кафедрального собора.

После полудня 4 октября 1572 года Тупака-Амару вывели из темницы и одновременно доставили к месту выхода процессии осужденных на смерть соратников инки. Процессия должна были пройти через весь город.