Два года каникул; Лотерейный билет № 9672: [Романы]

— Итак, я продолжаю, — сказал Сандгоист. — Я не претендую на покупку билета по той цене, которую заплатил за него Оле Камп. Отнюдь! Разумно это или неразумно, ныне стоимость его возросла. И я готов понести некоторые расходы, чтобы стать его обладателем.

— Но ведь вам же сказали, — возразил Жоэль, — что Гульда отвергла предложения наверняка более выгодные, чем ваше.

— Да неужто?! — воскликнул наглый визитер. — Более выгодные предложения! Скажите на милость! А разве вам известны мои?

— Каковы бы они ни были, моя сестра отказывает вам, и я ее одобряю.

— Но с кем же я все-таки имею дело, с Жоэлем или с Гульдой Хансен?

— Моя сестра и я — одно целое, — ответил юноша. — Вы, может быть, не знали этого, ну так узнайте сейчас!

Ничуть не обескураженный, Сандгоист только пожал плечами. Потом он продолжил, как человек, абсолютно уверенный в своих доводах:

— Когда я говорил о цене билета, мне следовало разъяснить, что я готов предложить вам такие условия, какие Гульда, в интересах своей семьи, не сможет отвергнуть, как бы ей этого ни хотелось.

— Ах, вот как?!

— Да! А теперь, мой милый, объявляю вам, что я приехал в Дааль вовсе не для того, чтобы умолять вашу сестрицу уступить мне этот билет. Нет, тысяча чертей, нет и нет!

— Тогда зачем же?

— Я не просить приехал, а требовать! Да-да, я требую!

— А по какому праву? — вскричал Жоэль. — По какому праву вы, чужак, осмеливаетесь говорить таким тоном в доме моей матери?

— А по такому праву, — ответил Сандгоист, — по которому каждый человек может говорить все, что хочет и когда хочет, в своем собственном доме!

— В собственном доме?!

И Жоэль, вне себя от возмущения, бросился к Сандгоисту, который, не будучи пугливого нрава, все же торопливо выбрался из кресла. Но Гульда удержала брата; тем временем фру Хансен, спрятав лицо в ладонях, медленно отошла на другой конец зала.

— Братец!.. Взгляни на нее! — крикнула девушка.

Жоэль резко обернулся, и при виде матери вся его ярость вмиг угасла. Одного взгляда на фру Хансен было достаточно, чтобы понять: она находится в полной власти негодяя.

А тот, заметив колебания юноши, сразу воспрянул духом и вернулся на свое место.

— Да, я у себя в доме! — еще более угрожающе объявил он. — После смерти своего супруга фру Хансен пускалась в различные аферы[248], которые кончились крахом, и потеряла те немногие деньги, что он оставил ей. Пришлось занимать у одного банкира в Христиании. А в залог она предложила вот этот дом, оцененный в пятнадцать тысяч марок, и получила заем под обязательство, оформленное по всем правилам, которое я, Сандгоист, и выкупил у ее заимодавца. И теперь гостиница принадлежит мне или, вернее, будет принадлежать очень скоро, если долг не будет возвращен в срок.

— Какой же это срок? — спросил Жоэль.

— Двадцатое июля, через восемнадцать дней, — ответил гость. — И в указанный день, понравится вам это или нет, я стану здесь хозяином!

— Вы станете здесь хозяином только тогда, когда вам не уплатят в срок! — возразил молодой человек. — А до тех пор я запрещаю вам говорить таким тоном в присутствии моей матери и сестры!

— Он мне запрещает! Мне! — заорал Сандгоист. — А вот осмелится ли его мать запретить мне что бы то ни было?

— Да говорите же, матушка! — взмолился Жоэль, подойдя к матери и пытаясь развести руки, которыми она закрывала лицо.

— Братец, братец! — вскричала Гульда. — Пожалей ее… прошу тебя, успокойся!

Фру Хансен, в отчаянии склонившая голову, не осмеливалась взглянуть на сына. Увы! Все сказанное было правдой: в течение нескольких лет после смерти мужа она пускалась в разные сомнительные предприятия, надеясь таким образом приумножить свое скромное состояние. Но малая толика денег, которыми она располагала, быстро обратилась в ничто, и вскоре ей пришлось решиться на разорительный заем. А теперь залоговое обязательство попало в лапы Сандгоиста из Драммена, известного всей стране бессердечного, жестокого ростовщика[249]. Фру Хансен впервые увидела его в тот день, когда он явился в Дааль, желая воочию оценить стоимость гостиницы.

Так вот она — тайна, довлевшая над жизнью фру Хансен! Вот чем объяснялось ее поведение, ее неприступная замкнутость и нежелание довериться своим детям! Вот отчего она чуждалась их: ей было стыдно признаться в том, что она разрушила их будущее.

Гульде даже страшно было представить, что их теперь ждет. Да, Сандгоист вполне мог командовать и навязывать им свою волю. Ведь через две недели билет, который он намерен купить, потеряет свою ценность, и, если она не уступит его, их ожидает разорение, дом будет продан, а семья Хансен останется на улице без гроша. Им грозит нищета.

Девушка боялась взглянуть на брата. Но тот, исполненный гнева, не думал о предстоящем несчастье. Он видел перед собою только Сандгоиста: если этот человек опять заговорит таким наглым тоном, он, Жоэль, не сможет больше владеть собой.

А ростовщик, вообразив себя хозяином положения, дал волю грубой бесцеремонности.