Два года на палубе

Прошло уже почти три месяца с тех пор, как «Элерт» прибыл в Санта-Барбару, и мы ожидали его со дня на день. За складом, примерно в полумиле от него, поднимался высокий холм, и, когда после полудня мы заканчивали работу, кто-нибудь из нас непременно взбирался на вершину, чтобы посмотреть, не видно ли паруса. Так продолжалось довольно долго, и каждый раз нас ожидало разочарование. Я с особым нетерпением ждал прихода этого судна, так как в письме мне сообщили, что бостонские владельцы по просьбе моих друзей написали капитану Томпсону, чтобы он взял меня на борт «Элерта» в случае, если последний будет возвращаться в Соединенные Штаты раньше «Пилигрима». Для других задержка на год-другой, может быть, и не имела большого значения, но для меня это решало все. Прошел ровно год, как мы покинули Бостон, и при самом благоприятном стечении обстоятельств ни одно судно не могло выйти в обратный рейс раньше, чем через восемь или девять месяцев, так что в лучшем случае мое плавание затягивалось уже на два года. Это, конечно, было уже слишком, но не фатально и не могло окончательно разрушить мои планы в жизни. Однако еще один год решил бы все бесповоротно — мне пришлось бы навсегда сделаться моряком. Хоть до получения писем я смирился с этим, но теперь, когда открылась возможность с первой же оказией возвратиться домой и самому решить свою судьбу, мое беспокойство превосходило всякую меру. Кроме того, я хотел получить «равные шансы» и добиться права на место помощника капитана, а сарай для шкур не очень-то подходящее место для постижения искусства навигации. Правда, здесь на берегу я научился обрабатывать шкуры и мне представлялось много возможностей для знакомства с людьми и достаточно свободного времени для чтения и занятий той же навигацией. Но все-таки по-настоящему изучить морское дело можно только в море, поэтому я решил, как только придет судно, сразу проситься обратно на борт. К первому августа мы покончили со шкурами, вычистили чаны (на что ушло целых два дня, проведенных по колено в грязи и в таком зловонии, которое вынудило бы отказаться от завтрака даже осла). Когда все было готово к приходу судна, у нас осталось еще три-четыре недели свободного времени. Я занимался, по своему обыкновению, чтением, написанием писем, изучением навигации, а также починкой одежды, чтобы мой гардероб был в совершенном порядке, когда надо будет перебираться на судно. Были еще и рыбная ловля, прогулки по лесу с собаками и время от времени — визиты в пресидио и миссию. Немало времени занимали у меня заботы о щенке, которого я выбрал себе из тридцати шести, родившихся на нашем складе. Лапы у него были совсем белые, а все остальное — сплошь бурое. Я соорудил небольшую конуру и держал его там отдельно от других собак, ежедневно занимаясь дрессировкой, так что через несколько недель я сумел выработать в нем полное послушание. Он заметно подрос и сильно привязался ко мне, обещая в будущем превратиться в одного из вожаков всей своры. Я назвал своего воспитанника Браво и сожалел лишь о том, что при расставании с этим берегом мне также придется расстаться с моим любимцем и канаками.

Каждый день мы исправно взбирались на холм, но судно не появлялось, и мы начали уже строить всяческие догадки, куда бы оно могло запропаститься. Вечерами, да и во время дневных прогулок мы говорили только об одном — где сейчас может быть судно, заходило ли оно в Сан-Франциско, сколько взяло шкур, и так далее, и так далее.

Вторник, 25 августа. Этим утром начальник нашего склада вместе с двумя канаками отправился на небольшом каноэ за мыс на рыбную ловлю. Мы же спокойно сидели у себя на складе, как вдруг незадолго до полудня на берегу послышались громкие крики: «Парус!», «Парус!»; они доносились со всех сторон, от печи сандвичан и до склада «Росы». В тот же миг все выскочили наружу и увидели величавый корабль под бом-брамселями и трюмселями, быстро выходивший из-за мыса при свежем послеполуденном бризе. Реи у него были круто обрасоплены и несли все паруса, а на гафеле развевались «звезды и полосы»; он приближался к нам со скоростью скаковой лошади, используя попутный прилив. Прошло почти полгода с тех пор, как в Сан-Диего последний раз видели новое судно, и, конечно, каждый смотрел во все глаза. Судно выглядело великолепно. Когда оно миновало низкую песчаную косу на нем были убраны верхние паруса, затем взяты на гитовы передние и, после лихого приведения к ветру, был отдан якорь в кабельтове от берега. Матросы тотчас же разбежались по марса-реям и в мгновение скатали все три марселя. Потом они съехали с фор-брам-рея по стень-штагу на палубу, чтобы убрать кливера. Те, кто были на марса-реях, по топенантам опустились на реи нижних парусов. Все паруса были аккуратно скатаны, а кливера вдобавок и зачехлены. Тут же были спущены бом-брам-реи, за ноки и штаг были заведены тали, спущен баркас, большой якорь завезен и отдан с кормы, и судно таким образом поставлено на якорное место. Это и был «Элерт».