— Врешь, это за тобой!
Наклоняя голову, прибегают два офицера. Они взволнованно передают новости, кидаются к бойницам. Полковник едва кивает. Он не опускает бинокля.
— Наши пошли в атаку!
Полковник снова смотрит на часы, берет телефонную трубку, говорит отчетливо и отрывисто:
— Артиллерии закончить подготовку. Последний выстрел через три минуты. Командиру батальона силами одной роты атаковать холм над Корунской дорогой. Начало атаки через пять минут.
Корунское шоссе по одному, сгибаясь, перебегают солдаты. Вот они скопились у подножья холма. Распоряжается человек в белой рубашке, командир атакующей роты. Впереди всех он карабкается на холм. Солдаты лезут за ним. Иногда они нагибаются так низко, что распластываются на земле и ползут, а не идут.
Холм очень крут. Солдаты доползли до белых камней. Теперь фашисты могут стрелять, не высовываясь над дотом. И дот оживает. Пули бьют в камни, поднимая белую пыль. Командир в белой рубашке вскакивает и, пригибаясь, бежит вперед. За ним еще три человека. Выпрямившись на мгновение во весь рост, командир швыряет гранату. Она разрывается метрах в десяти от дота. Другие швыряют свои гранаты. Они тоже не долетают.
Над дотом на секунду появляются голова и рука. Фашистская граната, крутясь в воздухе, летит в смельчаков. Солдаты снизу стреляют по доту. Но голова и рука мгновенно исчезли.
Командир и двое передовых упорно рвутся вперед. Гранаты уже попадают в стенку дота. Белая рубашка, как флаг, мелькает то тут, то там.
— Какой молодец! — восхищается капитан.
Над дотом по одной, как клавиши под пальцами, когда играется гамма, появляются головы. Летят гранаты. Несколько солдат ранено.
Республиканцы отползают вниз, помогая раненым, и останавливаются там, где их не может достать пулемет и куда не долетают гранаты. Последним с явным сожалением отходит командир.
Казалось, на это ушло не больше пяти минут. Но когда переведено дыхание, оказывается, что прошел час.
Впереди тоже затишье. Солнце окончательно скрылось. Над Каса де Кампо идет мелкий дождь.
Решено обойти дот с другой стороны. Проходит еще полчаса, потом на полдороге к доту, справа, опять показывается белая рубашка. Теперь рядом с ним два человека в штатском.
Когда началась война, добровольцы одного из мадридских заводов составили целую роту. Эта рота сейчас атакует дот. Двух молодых рабочих, как незаменимых, вернули на завод, переведенный на оборону. Да и в роте состав давно изменился. Но по воскресеньям завод не работает, и двое отосланных в тыл приходят к своим, остаются на весь день, идут с товарищами в атаку. Получая какой-нибудь приказ, солдаты говорят:
— Хорошо бы подождать воскресенья. Хулиан и Маноло пойдут с нами.
Сегодня воскресенье.
Подобравшись метров на пятьдесят к доту, тройка оказывается перед отвесной скалой. К ним подходят остальные. Идет совещание. Нет, надо возвращаться на тот же склон. Исчезнув из глаз на несколько минут, они снова оказываются у белых камней, снова бросаются вперед. Рвутся гранаты. Фашистский пулемет строчит без перерыва. Человек проползает несколько шагов, припадает к земле. Отставший вскочил и бежит вперед. Скорей падай! Не успел. Винтовка катится вниз. Раненые ползут обратно. Белая рубашка снова впереди. За ним комиссар, Хулиан, Маноло, несколько солдат. Осталось еще немного. Совсем немного. Еще двадцать метров. Еще пятнадцать. Десять. Они как будто борются с ветром или с течением: рывок, падение, рывок. Еще усилие! Еще! Граната командира уже разрывается в самом доте. Они уже в мертвой зоне пулемета… Вот… вот… Они в доте!
Взрыв.
Им оставалось, может быть, пять метров. Может быть, даже три. Три шага, три скачка, и они действительно были бы в доте. Но они напоролись на мину.
Командир лежит на земле. Рядом с ним Хулиан. Распластавшись, подбираются к ним солдаты и вместе с Маноло оттаскивают их вниз.
По окопу пробирается командир батальона. Лицо его черно, он ни на кого не смотрит.
— Лейтенант убит. Мой лучший ротный командир. Комиссар ранен. В следующую атаку людей поведу я сам.
— Отставить, — говорит полковник. — Люди устали, И поздно. Скоро стемнеет.
Комбат прикладывает кулак к фуражке. Скулы играют на его щеках. Он отворачивается и долга смотрит вдаль.
Звонит телефон.
— В Каса де Кампо заняты окопы первой линии противника. Наши укрепляются. Потери обеих сторон значительны. Мы взяли пленных. Все танки целы.
Полковник кладет руку на плечо комбата.
— Мы производили только демонстрацию. Общая операция закончилась нашим успехом.
Демонстрацию? Ах, да, в самом деле, так и говорилось. А мне-то казалось, будто здесь решается судьба всей войны… Артиллерийский капитан доволен: артиллерия поработала хорошо, и он сам, оказывается, видел в трубу весь последний этап боя в Каса де Кампо. А я туда и не смотрел…
4
Ход сообщения уходит вниз и долго вьется путаным зигзагом по склонам холмов. От противника далеко, но поверху идти нельзя: «он» все видит.