Два голоса

Ты притянула меня к себе и принялась целовать в шею, гладить затылок… покусывать ухо. И это было уже нечто большее, чем проявление нежности. Я попытался аккуратно отстраниться, но ты не пустила. Даже заурчала, как голодная кошка. Перед глазами была родинка у тебя на ключице — в ней для меня сосредоточилась вся эротика вселенной. Но при этом я был искренне благодарен героину за пониженную чувственность. Благодаря которой сумел отвести взгляд и напрячься во второй попытке разомкнуть твой плен.

— Прекрати! Мы, кажется, об этом говорили! — Ты закрываешь поцелуем мне рот, но я вырываюсь. — Я болен, и меньше всего на свете хочу заразить тебя.

— Я знаю, мне все равно… Подумай сам, глупенький, я не смогу жить после тебя, так зачем беречься…

Я отодвинулся еще резче и, не удержавшись, рухнул с кровати. Взвыл от боли: синяки еще не зажили. Глупее ситуации не придумаешь.

— Ты в порядке? Не сильно ударился?..

Твое сочувственное лицо нависло над моим. Рот приоткрыт виновато, но в глазах лихорадочный блеск. Я чертыхнулся сквозь зубы.

*** — Да, я могу быть весьма настойчивой. В тот раз, пожалуй, слегка перегнула палку. Делай скидку на алкоголь.

— Ничего себе слегка! Да я от тебя минут десять по всей квартире спасался, ощущая себя католическим монахом при встрече с суккубом. Надо сказать, не характерное для меня амплуа.

— Наконец ты заявил, что, если я не утихну, ты уйдешь, прямо сейчас. И никогда не вернешься. Что у тебя и так еле хватает сил справляться с собственной природой, а тут еще мое внезапно прорезавшееся нимфоманство. На нимфоманку я сильно обиделась. А ты и правда смог бы уйти?

— Смог. Сидел бы под дверью до утра в ожидании, пока ты протрезвеешь. Но этого не понадобилось, к счастью. Испугавшись моей угрозы, ты стихла и съежилась. Дала себя уложить и укутать одеялом по самый нос. ***

— Ты не переживай. Можешь найти себе мужчину и спать с ним. Я не против. Меня это не обидит.

— Зато я против. Это будет предательством. Не тебя — себя самой. Тело принадлежит одному, а все остальное другому?

— Ты слишком серьезно относишься к сексу. По-моему, за ним ничего, кроме физиологии, не стоит.

— Неправда. Меня бы задевало, если б ты спал с другой. Было бы больно. Неужели тебе нет? Не верю.

Я задумался над твоими словами. С одной стороны, ощущая тебя частью своего "я", готов был предельно тебе доверять. Ревность же возникает от недостатка доверия: раз появляется еще кто-то, значит, тебя одного мало? Но если бы я увидел твоими глазами — или даже просто представил, мужское лицо, тянущееся к тебе жадным ртом, мне стало бы нехорошо — по какой-то другой, метафизической причине. Нет, я уродился не в отца, но все же…

И тут ты вздрогнула — я почувствовал это сквозь одеяло. Пришла к той же мысли: разговор о ревности неминуемо напомнит мне об отце.

— Ладно, давай закроем тему. Я спать хочу.

— Давай закроем. Только скажу, что в чем-то ты права, но я вполне могу потерпеть. Это не смертельно. Просто не буду думать об этом.

— Да не нимфоманка я никакая! Прекрасно проживу и без плотских радостей. Ничего со мной не случится…

Ты уткнулась носом мне в шею. От тебя пахло алкоголем, но это не раздражало, наоборот, казалось благоуханием.

— Не могу заснуть, — пожаловалась ты спустя пять минут. — Закрою глаза, и такой вертолет начинается… Мне нельзя пить, совсем. Организм плохо принимает, и потом отхожу долго… Ты вот про секс говорил, и я вспомнила: один раз я мужу изменила — так банально: на курорте. Он не знал, я не рассказывала, да и вообще это не задело никого, показалось чем-то пустяковым. И разошлись мы из-за другого.

— А каким он был, твой муж? — Я спросил не ради того, чтобы поддержать беседу — было и впрямь интересно. — И отчего вы разошлись?

— Он был спокойным, деловым, положительным. Ни к чему не придерешься — аж противно. За все время мы умудрились ни разу крупно не поссориться. Работал в банке. Делал карьеру — потихонечку, шажок за шажком. Не дурак — поговорить было о чем. Расстались с моей подачи, он был удивлен, крайне. И все мои родственники тоже. Разошлись мирно, без скандалов, без дележа имущества. За то время, что прожили вместе, я как-то умственно разжирела. Не в смысле, что мозг увеличился в объеме, но — разленилась, перестала чего-то хотеть, к чему-то стремиться.

— Хорошо, наверное, когда на пути периодически попадаются такие люди: успеваешь с ними передохнуть…

Сон окутывал меня, приходилось говорить через силу. Твои же слова долетали как сквозь толщу воды.

— А по-моему, наоборот: они слишком расслабляют. Притупляется инстинкт жизни. — Ты поворочалась, устраиваясь удобнее. — Завтра на работу, что б ее черти скушали… Только, если уйдешь, обязательно возвращайся, чтоб мне не сходить с ума в твоих поисках…