Два голоса

*** — На этот раз сон был наполнен лиловатым туманом. В нем не было проявленности, завершенности форм. Клубились вихри, носились клочья, похожие на марлю или кисею. Наши руки были переплетены так тесно, что врастали одна в другую. Не было звуков и запахов… "Мне страшно", — ты брела, низко опустив голову. Твои голубые волосы тонкими змейками вились перед лицом. "Чего тебе бояться? Я смогу уберечь тебя от всего на свете".

— Твое тело струилось. Оно было прозрачным, и в его лазоревой толще шевелились водоросли и сверкал белый песок. "Вихрь может разметать нас далеко друг от друга. Он бывает сильным, очень сильным". "Мы сумеем найтись снова. Даже если окажемся в разных концах земли". " Ты обещаешь?" "Да". "Помнить?" "Помнить…" ***

5.

*** — Ты действительно намереваешься вспоминать всё? Каждый день, каждый час, каждую минуту? Это ведь два месяца жизни.

— Ладно, уговорил. Давай самое яркое и важное.

— Например?

— Например, поезда. Сейчас я буду рассказывать: мне очень дорог этот момент. ***

Встретились мы с тобой в сентябре. А в конце октября я заболела — грипп или что-то вроде. Неделю провалялась с высокой температурой. Не сказать, чтоб из тебя вышла замечательная сиделка, хоть ты и старался. Выходило все вкривь и вкось: то плохо завинченной грелкой ошпаришь мне ноги, то, когда особенно колбасит и хочется мокрого полотенца на лоб, валяешься обдолбанный, не в силах пошевелить ни рукой, ни ногой.

Ни маму, ни сестер звать не хотела: представляла, каково тебе будет от диалогов с ними. Надеялась, что справимся собственными усилиями. В общем, чудо, что, тем не менее, начала выздоравливать. А когда температура спала и голова перестала разламываться, ощутила себя в нирване: на работу не нужно и ты рядом — большую часть дня…

Как только я окрепла до такой степени, что могла ходить без посторонней помощи, ты вытащил меня гулять. И не куда-нибудь, а на железную дорогу, бродить по путям. Подобными вещами я и детстве не увлекалась, а сейчас вроде совсем не по статусу, но я не спорила. Было легко и радостно — и от вернувшихся сил, и от твоего бодрого вида.

Мы забрели достаточно далеко от города, благо погода располагала: солнечно, сухо, звонко от синего неба и яркой листвы — последней, зацепившейся на ветках.

— Насколько ты мне доверяешь?

Я ответила, что полностью.

— Вот сейчас и проверим. — Ты крепко завязал мне глаза моим же вязаным шарфом. — Просто знай, что с тобой не случится ничего плохого.

Потом обнял меня сзади, опустил подбородок мне на макушку и заговорил о смерти.

Я что-то пробормотала, про ясный и чудный день, и вроде как ты не в тему, но мне положили палец на губы.

— Молчи и не отвечай, только слушай. Что бы ни произошло, ничего не говори. Так вот: ты никогда не хотела умереть? Самой сделать выбор, не ждать, пока тобой распорядятся высшие силы или провидение. Я много думал об этом, когда погибли мои родители. Только не хотелось уподобляться отцу, поэтому выбрал самый медленный из всех возможных способ. И самый комфортный. Но если вместе с тобой — это будет по-другому: намного чище и красивее.

Твой голос, ровный и негромкий, успокаивал. Я не знала, всерьез ты или играешь, но страшно мне не было.

— Даже термин есть такой: дабл. Двойной добровольный уход. А у японцев самоубийство двух влюбленных — национальное культурное достояние. Очень красивое, почти ритуал. Но вот что интересно: сколько будет длиться боль? Полсекунды при столкновении или дольше? Существует версия, что эфирное тело после гибели физического продолжает чувствовать боль еще несколько часов, а то и дней. Знать бы наверняка. Ты готова вытерпеть такие страдания? Может, лучше отойти в сторону и просто пережить мою смерть?

В твой голос стал вплетаться посторонний шум. Приближался состав. Правда, пока он был далеко.

— А что почувствуют твои родители, сестры? Меня терять некому, а у тебя множество ниточек, удерживающих здесь. Это будет подло по отношению к ним. Ты не боишься поступить подло?

Я не отвечала, поскольку ты просил слушать и молчать.

Состав приближался. Интересно, пассажирский или товарняк? Я пыталась определить по стуку колес, но не получалось. А ты все говорил и говорил…

Когда не только слухом, но вибрацией всего тела я ощутила, что поезд уже близко, ты убрал руки с моих плеч и крикнул:

— Прыгай в сторону!

Но сам не сдвинулся с места, поэтому я не пошевелилась.

Грохот стал сокрушительным, порыв ветра ударил в лицо…

Лязгало и грохотало долго, и до меня дошло, что состав идет по соседним рельсам. Ты знал это изначально — видел.

— С тобой даже играть неинтересно. — Ты развязал шарф, когда лязг стал слабеть и удаляться. — Слишком послушная.

— Ты же сказал, что со мной не случится ничего плохого. Я тебе верю.

— Настолько?

— Да.

— Понятно. Больше так не буду, обещаю. А то чувствую себя полной скотиной.