Лёгкая, но всё же достаточно тёплая накидка — насыщенно-голубая, как ясное небо; синие ботинки с бантами, на плоском каблуке, чтобы удобно было гулять. Вместо шляпки — заколка с большим маком из ультрамариновых лент. Волосы у Эльи короткие, но если заколоть их с одного бока, будет как раз то, что надо: озорная асимметрия, и контраст ультрамарина с золотистыми прядями, и к ботинкам, опять же, подходит… Девушка в последний раз оглядела себя в небольшое зеркало, задорно улыбнулась собственному отражению и тихонько, чтобы никого не разбудить, вышла из зала, а затем, через задний двор — и из дворца.
Нельзя сказать, что улицы были пусты — уже дежурили на Площади Красок сонные художники и деловитые цветочницы, уже расчехляли инструменты городские музыканты; мойщики окон протирали в последний раз свежепомытые витрины, лениво тащилась по Главной Перспективе двуколка. А какой запах шёл из пекарни!.. Элья немного помешкала — но, не удержавшись, всё же купила булочку с корицей, хотя придворцовый квартал диктовал свои цены, которые были на порядок выше, чем даже в центре. Ещё бы, сдобой, выпеченной стариком Маклоем, не брезговала даже её высочество Вагритта, когда приезжала с визитом к отцу в его Шемейскую резиденцию!..
Элья купила у молочницы молока в жестяной кружке и отправилась по просыпающемуся городу дальше. Вот маленькая Театральная Площадь: приземистое, с колонами, здание Большого Королевского Театра цвета ржаной муки, пара-тройка фургончиков с бродячими артистами — это те, кто ещё не успел уехать после праздника. По блестящей брусчатке гуляют голуби: белые, рыжие, сизые. Вот лабиринты ближайших, опутанных ниткой монорельса, улочек: узких и широких, с палисадниками и без, с крошечными балкончиками на домах, с каменным кружевом особняков…
Вскоре Элья добралась до речки Шемы — главной водной артерии Аасты. Причём девушка вышла к воде совершенно неожиданно — свернула в незнакомый глухой дворик, прошла по длинному туннелю арки; а потом вдруг в нос ударил запах сырости, — и вот она, река Шема, длиннейшая в стране, хотя и не очень широкая. На её берегах, хранимых постройками древних архитекторов-магов, более шестисот лет назад возникли княжества Семи Братьев — и среди них, конечно, Шемейское, позже ставшее Великим Шемейским, потом — страной Шемеей, а ныне — Шемейским округом в составе Татарэта. Узенькая, серенькая, укрощённая закованными в камни берегами, Шема совершенно не походила на свидетельницу многовековой истории государства, и не одно поколение туристов из других городов, стремившихся к «истокам рода», бывало разочаровано её слишком скромным видом. Шеме, впрочем, дела до туристов не было — она текла себе и текла, как и шесть веков назад.
Элья не любила бывать у реки; ощутив смутное беспокойство, она остановилась, жуя кусок ещё тёплой булки, прижала к груди кружку с молоком. Однако сосредоточиться на своём беспокойстве девушка не успела — мимо неё, по набережной, проехала знакомая карета: глухая, чёрная, с маленьким королевским гербом на дверце. Элья обрадованно улыбнулась и поспешно отхлебнула молока из кружки, чтобы побыстрее проглотить кусок булки. А потом поспешила за каретой, зная, что та совсем скоро остановится. Девушка, наконец, узнала это место: здесь стояло невысокое, но едва ли ни самое большое по площади здание в Аасте — королевская тюрьма. Вон глухой забор в два человеческих роста, вон ярко-красные крыши маленьких башенок — там находятся кабинеты офицеров и главного министра Дертоля, который очень активно участвует в судебных процессах и проводит в тюрьме едва ли ни больше времени, чем во дворце. Собственно, карета, которую увидела Элья, принадлежала именно господину Дертолю.
Проехав вдоль ограды, экипаж остановился у массивных ворот. Никто не спешил открывать главному министру дверцу и подавать руку — всем было известно, что Дертоль не любит, когда ему так навязчиво прислуживают. Элья уже была рядом с каретой, когда пассажир, немного помешкавший — чай, давно уже не двадцать лет — ступил на плитки перед воротами.
— Здравствуйте, господин Дертоль!