Марек уселся смотреть представление на землю, подальше от центра. Отдышавшись, он вдруг заметил, что в движениях троллихи даже есть логика. Это и правда был танец, только на тролльский походил мало и исполнялся явно теми, кто танцевать не умеет. Вот невеста машет руками, сложив их в локте, вот переступает с ноги на ногу и кружится вокруг жерт… жениха. То складывается, то выпрямляется, вытягивая шею, крутит бёдрами и водит носом из стороны в сторону, сопровождая движения бормотаниями и криками.
Зашуганный жених тем временем честно пытался следовать, не попадая невесте под ноги. И танец, исполненный им, одноногим нелюдем с тростью, местами приобретал пластику. Секунде на тридцатой Марек даже заметил, что Гаэтан улыбается.
— Токуют, мать вашу… — пробормотал Яр и заскрежетал смехом.
Брачные танцы закончились с опозданием жениха, и невеста протянула ему ручищи.
— О! — раздалось с галёрки. — Время поцелуя! Точка в свадьбе, буквица в браке, кха-ха!
Гаэтан бросил на Яра злобный взгляд, получившийся скорее растерянным. Вместо ехидной мерзкой морды встретился с какой-то абсолютно добродушной, счастливой даже. Марек махнул ему тыльной стороной ладони, а сам положил руку на лежащие рядом ножны. Давай, мол, целуйся уже, и будет тебе счастье и отпущение. Жених вздохнул и повернулся к невесте. Усмехнулся сам над собой и над глупостью происходящего, закрыл глаза и потянулся лицом к Кар.
Нежелание жениха размыкать губы наложилось на представление невесты о поцелуях, поэтому они коснулись друг друга и тут же отнялись. Кар ткнула Гаэтана в щёки, будто морская птица клювом, и морда кота на его груди завибрировала. Гаэтан нахмурился и открыл глаза.
Воздух на площади изменился. Сгустился вокруг невесты и нагрелся. Она отпустила ведьмака, и тот отшагнул. Два и два сложил быстро и глянул на Марека. Вот, теперь ублюдская ухмылка на месте.
— Кар! Кар свадьба получиться! Кар снова каралева!
Воздух закружился вокруг троллихи, обволакивая мутными потоками, накрывая облегающим куполом. Силуэт в его центре начал уменьшаться и утончаться. Ленты эфира расщепляли, уносили прочь тролльское тело, не давая увидеть новое. Или старое. Вихрь перьев, листьев и палок, сыплющихся с Кар, не помогал.
— Кар! Кар-кар! — разнеслось по площади уже не тролльим голосом.
Гаэтан получил от Марека мечи, но оголять не спешил. Заряженный воздух начал растворяться и оседать, и ведьмаки растерянно замерли.
— Что за…
Марек хотел бы добавить, но подавился воздухом.
Перед ними расправила яркие крылья здоровая гарпия. Блеснув металлически-радужным отливом оперения, чудище тут же скрючилось. Затрещало клювом, заскрипело костями и начало засыхать. Пожухли перья, кожа пошла морщинами, мышцы одрябли.
— К-ка-а… — протянула она сухой глоткой, старческим птичьим хрипом.
Раскрыла дрожащие, осыпающиеся крылья… И рухнула навзничь.
Ведьмаки подходить не спешили. Стояли откровенно ошарашенные.
— Так вот, — наконец хрипнул Марек, — что это значило…
— Ты, гад, знал.
— Знал… что она проклята. И королева. То, что она королева сраных гарпий, мне сказать забыли.
Гаэтан решился подковылять к телу.
— Какого… Ты видел проклятых на чужое тело гарпий?
— Теперь видел. Да и проклятые у меня ни разу не высыхали намертво.
Марек подошёл к наклонившемуся Гаэтану и присел на корточки.
— Она не высохла, — возразил Гаэтан, — просто… постарела? Сколько живут гарпии?
— Лет двадцать.
— А тролли за сотню. Кажется… она просто своё отжила. В чужой шкуре.
— Ого. Неплохой урок, а?
— Мамун знает что. Ну, хоть пачкаться не пришлось. Оно само.
Яр помял тощее облезлое бедро гарпии.
— Эх, в тролле мяса было больше. Огроидное, конечно, едва ли переваривается, но…
Получил по затылку клюкой.
— Слышь, ты, гурман. Мы это недоразумение жжём нахрен.
— Что, даже на поделки свои не пустишь?
— Старовата.
— Получается, жжём вместе с нашими?
— Получается так. Или тебе есть дело до отдельных костров?
— Нету. На один бы дерева наскрести.
— Наскребём.
Прежде чем собирать костёр, Яр подбросил одну из новоприобретённых монет: решалось, кто пойдёт за трупами. Честь выпала решке — Мареку. У него и подходящая амуниция нашлась — маска, закрывающая пол-лица, включая дырки носа.
Собрать батьку с котом труда не составило. Яру даже понравилось кидать в бадью косточки, будто поганки в лукошко. С Муррой пришлось повозиться, выскребая из чёрной, сухой, но тягучей скорлупы. С костей налёт Марек тоже без фанатизма, но посбивал. Хоть в чародейском крыле и посвежело за несколько часов, дышалось всё ещё с трудом, и после получаса ковыряний в эпицентре химической духоты Марек снова едва чуял.
Костёр собрали где принято было — на Поляне. Как и о Синей Дороге, у каждого было своё мнение, как она называется. Поляна Мечей — говорили Айден и Лех, Поляна Костей — Аксель и Берт, Шёпота — Мурра и Бреген. А Гаэтан с Мареком сходились на том, что это просто Поляна, и сходились на этом с батькой, которого тащили на неё в ведре. Может, и глупо было жечь кости, да только требовала того привычка, засевшая с детства в головах, давшая корни в грудь, в руки: ведьмак умирает — надо жечь ведьмака.