Два лета

Прямо сама любезность. Я пожимаю плечами и кладу трубку на место. Уныло вглядываюсь в знакомый постер в рамке на стене: на простом белом фоне напечатана цитата: «Нельзя войти в одну и ту же реку дважды. Гераклит». Знаю, что в этой фразе есть философский смысл, но не совсем понимаю какой.

Ро, наверное, чует мое отчаяние и, мягко ступая, подбирается ко мне. Хочу погладить его по голове, но он выгибает спину, мяукает и кусает за палец. И здесь облом. Я встаю и сминаю в руке папино письмо. Уже собираюсь выбросить его в мамину корзину для мусора, но в последний момент останавливаюсь. Возвращаюсь в свою комнату и бросаю ненужную бумажку на стол. Потом плетусь по коридору в кухню.

Мама с тетей Лидией все еще болтают, стоя у стола спиной ко мне. Мама режет бананы, а тетя Лидия засыпает в блендер лед.

— Что это вы делаете? — спрашиваю я, мой голос звучит не так приветливо, как мне бы хотелось.

Ко мне поворачиваются два одинаковых лица. Вообще-то, мама и тетя Лидия очень разные: мама носит очки, а тетя Лидия — нет. Мамины прямые каштановые волосы ровно пострижены и доходят до подбородка, а у тети Лидии с помощью палочек для еды заколоты в озорной пучок. На маме розовая блузка с воротничком, на тете Лидии — винтажная футболка с Бобом Диланом.

Мне всегда казалось, что это здорово — иметь близнеца: у тебя есть лучший друг, и сестра, и двойник. Мама и Лидия даже работают вместе — в Хадсонвиллском колледже. Забавно представлять их обеих в кампусе: мама преподает философию, а Лидия — фотографию. Два одинаковых преподавателя Шапиро.

И у них на самом деле довольно близкие отношения. Помню, как после развода родителей тетя Лидия заходила почти каждый день, приносила пакеты с чипсами и гуакамоле собственного приготовления — называла его «целительной пищей». Они с мамой допоздна засиживались в гостиной и шептались, а я через коридор старалась заснуть. Однако в последнее время они проводят время по-разному. Для мамы нет занятия приятнее, чем послушать классическую музыку и почитать книгу о Платоне, а тетя Лидия мотается в импровизированные поездки слушать Arcade Fire и ходит на свидания с парнями, у которых все руки в татуировках и хипстерские очки. В результате я ее вижу реже, чем хотелось бы.

Сейчас они с мамой мне улыбаются.

— С добрым утром, соня, — говорит мама нараспев, ее карие глаза блестят. — Мы делаем красные, белые и черничные смузи, что же еще? У меня не было черники, а Лидия ее принесла! Кризис предотвращен.

А-а, сегодня Четвертое июля. В груди шевелится — нет, не счастье, а… назовем это не-грустью. Я обожаю этот праздник, он наступает ровно за две недели до моего дня рождения, у него вкус маминых клубничных, банановых и черничных смузи и запах зажаренных гамбургеров; он приносит с собой веселье, жару и беззаботность. Может, стоит поблагодарить папу за то, что позволил мне этим летом провести День независимости в Америке?

— Да, я герой, — говорит тетя Лидия, улыбаясь нам с мамой.

Я улыбаюсь в ответ. Мама хмыкает и возвращается к бананам.

— Итак, ребенок, — продолжает тетя Лидия беззаботным тоном, вдумчивые глаза следят за мной, — я слышала, у тебя изменились планы на лето.

Сердце сжимается.

— Можно и так сказать, — бормочу я и бросаю взгляд на маму.

Может, рассказать ей о моих сегодняшних бесполезных попытках позвонить отцу? Но это заставит ее волноваться, а она сейчас такая веселая, какой я не видела ее уже много месяцев. Даже наша вчерашняя ссора вроде забыта и прощена. Возможно, потому что в определенном смысле мама одержала верх.

— Да, я говорила с авиакомпанией! — вступает мама, глядя на меня через плечо, она прямо сама бодрость. — Сказали, что твой чемодан вернут в течение трех-пяти рабочих дней.

— Супер, — говорю я и бреду к шкафу. Достаю коробку Cheerios и зачерпываю целую горсть. Маму бесит, когда я не насыпаю хлопья в тарелку и не заливаю молоком, как все «цивилизованные люди» (ее выражение), но сегодня она не ругается. — Мой чемодан путешествовал больше меня, — бубню я с набитым ртом.

Я тяжело сажусь за кухонный стол и смотрю в окно на однообразные улицы нашего района: одноэтажные дома с квадратами газонов и тарахтением разбрызгивателей. Чуть позже, я знаю, мы с Руби пойдем в Сосновый парк смотреть фейерверк. Но что мне делать на следующий день? В голове звучит строчка из шекспировской пьесы, которую мы в этом году проходили по английскому: «Мы дни за днями шепчем: “Завтра, завтра”, так тихими шагами жизнь ползет…»[34]

— Итак, племянница моя, — громко говорит тетя Лидия, споласкивая клубнику в мойке, — у меня есть к тебе предложение.

— Лидия, — мама качает головой.

— Люси, прекрати, — отвечает Лидия. — Мы же договорились.

Я немного выпрямляюсь, сквозь туман жалости к себе пробивается заинтересованность. И о чем это у них был тайный разговор, обрывки которого я услышала?

— Какое предложение? — спрашиваю я.

Тетя Лидия поворачивается ко мне, вытирая руки о кухонное полотенце.

— Ты же знаешь, что этим летом я веду курс фотографии в колледже?

Я киваю.

— Да, как мама.