Говорили, он очнулся на третий день. Он не помнил. Помнил только, что спросил, где Том, а ему сказали, что он приходил, узнал, что состояние не критичное, и ушел. Все время до выписки Билл лежал на спине и смотрел в потолок, изучая паутинки трещин. Вот зачем его вытащили? Там было лучше. Там был Том.
Однажды к нему заглянул Георг. Юноша глянул на него с надеждой, но тот лишь развел руками:
- Он уверен, что это все из-за зелья. Говорит, что не может быть такого, что несколько лет ненавидишь человека, презираешь его, а потом - хлоп! – и за каких-то две недели все за него отдать готов.
Билл равнодушно отвел взгляд, снова всматриваясь в потолок. Если чуть раньше магия полыхала в нем, неслась горной рекой по венам, выплескивалась через край, то теперь он практически не чувствовал ее. Да ему и не хотелось.
Еще через пару дней его выписали и разрешили съездить домой на выходные. Билл пожал плечами и покорно свалил из школы, не взяв с собой ни единой вещи. Заходить в комнату не хотелось.
Мама пыталась выяснить, в чем дело, но как только заводила разговор о том, что же все-таки произошло, над их домом неизменно начиналась гроза. Билл совсем не хотел об этом разговаривать. Он вообще был немного молчаливее обычного, и все время колдовал пурпурные гиацинты.
Он шел в корпус с ужасным тянущим чувством в груди, а еще с невероятным страхом. И это было первой эмоцией, которая захлестывала его, за последнее время. Он представлял, что зайдет в комнату, где не будет ни одной вещи Тома, где не будет самого Тома, но, распахнув дверь, в удивлении открыл рот: все было как всегда. Каулитц смотрел колдовизор. Он даже не пошевелился, когда Билл вошел, не обратил на него внимания. Трюмпер же встал в растерянности, сминая края футболки. Он не знал, как себя вести.
- Дверь закрой, дует, - перевел на него недовольный взгляд Том. Такой же, как до всего произошедшего. Трюмпер вздохнул и сделал то, что просили.
Вот и всё.