Два лотерейных билета

В полвосьмого утра г-н Попеску был дома. Его супруга всю ночь не сомкнула глаз от тревоги. Увидев, в каком состоянии вернулся муж, она заплакала. Вечером заходил приятель из министерства и оставил письмо…

Читает:

«Сегодня, когда я выходил из канцелярии, г-н Джорджеску, начальник, поручил мне передать тебе, что если завтра ты не придёшь на службу, то можешь вообще не приходить, так как он составит рапорт об увольнении и велит сломать замок в твоём ящике, где заперто дело Гольштейна. Сегодня приходили три депутата и подняли шум, что дела идут медленно. Завтра мы начнём работать в канцелярии в 8 утра. Пожалуйста, в твоих же интересах, непременно приходи. Начальник в бешенстве.

Твой верный друг,

Митикуца»

В пять минут девятого г-н Лефтер, вымытый и опрятно одетый, поднимается по ступеням министерства и спрашивает у дежурного в коридоре:

— Начальник у себя?

— Тутачки, — отвечает тот. — Приказал, как придёте, сразу к нему направляться.

Г-н Попеску спешит к кабинету и входит с пристыженным видом. Начальник, засунув руки в карманы, вышагивает взад-вперёд, заметив его, он останавливается:

— Пришёл?

— Да, г-н Джорджеску…

— Здесь нет господина Джорджеску! Здесь есть господин начальник… Принеси мне сейчас же дело Гольдштейна… И в другой раз знай, я тебя уволю! Государство платит служащим не за то, чтобы те ночью пьянствовали, а днём отлёживались — посмотри, в каком ты жалком состоянии! — а за то, чтобы они исполняли свой долг… Слышал меня? Марш за бумагами!

Служащий выходит, спотыкаясь. Подойдя к своему рабочему столу, он отпирает ящик и нервно вынимает кипу бумаг. Когда он собирается положить её на стол, у него из-под пальцев выскальзывает маленький согнутый пополам листочек. Он наклоняется к нему — поднимает — долго смотрит на него — вскрикивает…

О, Боги! Они все умерли! Они мертвы! Только Фортуна живёт и будет жить во Времени, бессмертная, как и оно!.. Вот они!.. Вот билеты!.. Вот, наконец, долгожданное ослепительное солнце, после непроглядной тьмы.

Г-н Лефтер спокоен — это спокойствие моря, которое решило, наконец, утихомириться после неистовой бури и отдохнуть: поверхность его безмятежна, без тени волнения, а на дне покоятся обломки кораблей, которые оно поглотило прежде, чем они успели добраться до гавани!

Он прячет на груди, между фланелью и кожей, в тканевый кармашек, два листочка бумаги, отпечатанные малиновым шрифтом, как ободки тех тарелок, которых уже не вернуть. Улыбаясь этому воспоминанию, он не спеша застёгивает жилет, усаживается на свой обитый клеёнкой стул и твёрдой рукой набрасывает на министерском бланке несколько лаконичных, но полных скрытой иронии строк:

«Господин министр,

Хрупкое здоровье не позволяет мне долее переносить тяготы службы.

Потому соблаговолите принять мою отставку с должности, которую я занимаю в этом достопочтенном министерстве.

Будьте так добры и т. д.

ЭЛЕВТЕРИЙ ПОПЕСКУ».

Он берёт дело, прошение об отставке и решительно входит к начальнику, который работает, уткнув нос в бумаги:

— Господин начальник, вот дело Гольдштейна.

— Хорошо, — отвечает руководитель, не поднимая головы. — Оставь его здесь.

— И ещё вот, «господин Джорджеску», очень прошу вас, возьмите и мою отставку.

— Ладно… Оставь её здесь.

— До свидания!

— Хорошо… Ступай.

Десять минут спустя человек, окончательно сбросивший с себя ярмо невыносимого рабства, заходит в банк, в котором хранились лотерейные депозиты.

— Не подскажете, где можно обналичить выигрыши в позавчерашних лотереях?

— Деньги хранятся в депозитарии, но их можно получить и у нас. У вас есть выигрышный билет?

— У меня их два, — без колебаний отвечает г-н Попеску, — и показывает билеты, изящно держа их двумя пальцами.

— Выигрыши крупные?

— Немаленькие… Два джекпота!

Банкир широко открывает полные восхищения глаза и тянется к билетам:

— Позвольте взглянуть.

Но г-н Лефтер медленно отводит руку с билетами назад, разгибает их и спрашивает:

— Разве у вас нет официальных списков?

— Да, конечно, вот они.

— Извольте, — чеканит г-н Лефтер. — Во-первых, у нас: ноль семьдесят шесть и триста восемьдесят четыре, Университет-Констанца.

— Нет, — возражает банкир, — сто девять тысяч пятьсот двадцать.

— Будьте добры, не путайте меня: сто девять тысяч пятьсот двадцать, Бухарест-Астрономия.

— Да нет, извините, — возражает банкир. — Бухарест-Астрономия: ноль семьдесят шесть и триста восемьдесят четыре.

Г-н Лефтер не совсем понимает почему, но чувствует, что это конец, и падает, белый, как мел, на стул рядом с конторой, машинально протягивая руку с билетами. Банкир берёт их, внимательно смотрит на списки, на билеты, на их обладателя, и улыбаясь, также без колебаний, сообщает г-ну Лефтеру, который тупо слушает:

— Видите ли, уважаемый, вы ошиблись. И вот почему… У вас… Право, странное дело… Как так получилось?!.. Чёрт возьми!.. Ваш лотерейный билет имеет точно такой же номер, как тот, что выиграл в другой лотерее и…

— И что?

— … и наоборот.

При слове «наоборот» г-н Лефтер багровеет, как печень, поднимается на ноги, и разражается потоком слов: