Во время вторжения нежити он пришел на помощь принцу Витольду, храбро сражался. Его дружина в это время билась на Иллирии вместе с онотой Сайруса. От пяти сотен солдат осталось шесть.
Финансы ван Нормайенов находились в плачевном состоянии. Текущие выплаты они закрыли благодаря моим деньгам, но поместье было заложено трижды.
Все указывало на то, что я Николасу нужнее, чем он мне, но благородный усиленно избегал встречи. При этом не спешил официально присоединятся к Витольду.
Очевидно, герцог был таким же змеем, как и Сайрус.
Правда, нашлась у Николаса слабость, которой я решил воспользоваться, – искусство. Герцог обожал живопись, поэтому не смог отказаться от приглашения полюбоваться коллекцией короля. Пропуск мне любезно достал адъютант Даламара.
Надо сказать, что в этот раз королевский дворец произвел на меня совсем другое впечатление.
Громада не пострадала от удара некроманта, вред ей причинили люди. Их практически не было. Витольд и Карл обитали в своих резиденциях в разных краях города, никто не осмелился занять дворец отца. Поэтому он стоял полупустым. Слуги, необходимый минимум охраны и целители. Жалкое зрелище.
Мое мнение разделял Николас ван Нормайен.
– Это действительно грустно. Вильгельм сокрушил всех внешних и внутренних врагов, завоевал два мира, основал сильнейшее государство… И что в итоге? Он забыт и покинут всеми. Его бросили собственные дети, едва магия дала сбой.
– У детей всегда есть дела поважнее, – произнес я. Не то чтобы я так думал, но нужно было что-то сказать.
Герцог ван Нормайен грустно улыбнулся. Он действительно очень походил на Сайруса. Такие же длинные светлые волосы и лукавые зеленые глаза. Схожие черты лиц. Но в тоже время он был совсем другим.
«Не ядовитая змея, а милый ежик», – озвучил свое впечатление Янус.
Я мысленно усмехнулся. Да, что-то в этом есть. Вот только нельзя забывать, что ежи лакомятся змеями. Николас не наследовал титул, но умело использовал ситуацию с изгнанием Сайруса, чтобы занять место на вершине. Очевидно, он слабее троюродного брата, но гораздо умнее.
Мы обменялись положенными приветствиями. После этого герцог сказал:
– Не сочтите за оскорбление, Маркус, но я думал, что вы несколько… старше.
Я усмехнулся.
– Герцог ван Нормайен, я думал, что вы выше ростом.
Николас возвышался надо мной на две головы, имел полное право называться великаном. Так что моя реплика его позабавила.
Потом мне пришлось столкнуться с пристрастием герцога к живописи. Схватка была тяжелой, я с позором ее проиграл.
– Странно, что вы, Маркус, как представитель школы Стилета не интересуетесь искусством. Поверьте, эти знания лучше помогут вам понимать людей и использовать их слабости.
– Мне нравится литература, но сомневаюсь, что это мне поможет в бою, – честно ответил я. Из информации, что я получил от Ольги и Влада, я понял, что Николас не любит подхалимов, поэтому я ничем не рисковал.
– Что есть искусство? – риторически спросил Николас. – Это способ сказать простые вещи сложными словами, так чтобы их поняли каждый. Любую из этих картин можно было заменить клочком бумаги и парой строчек. Но разве мы бы поняли, разве мы бы осознали? Нам нужен долги путь со множеством остановок, чтобы понять какую-то идею и принять её.
– Интересная точка зрения. Но мне нравится другая. Искусство – это обман, в который мы хотим поверить. Ложь должна быть красивой, продуманной и интересной. Только тогда ее пустят в сердце.
– Интересной? – брови Николаса удивленно поднялись.
– Возможно, это не лучшее слово. Но лжец должен задевать струны души слушателя, играть на его слабостях. Получив это, он закроет глаза на все остальное.
– Дай нищему золотой, и он не заметит, что он ржавый, – предложил метафору Николас.
– Да, можно и так сказать, – согласился я. Мысленно вздохнул и произнес: – Ваша светлость, вы лучшем меня знаете зачем я здесь. Что вы собираетесь делать?
Вместо ответа герцог отвернулся и стал с интересом изучать какое-то батальное полотно.
– Вам интересна литература, я в равной степени люблю и живопись, и музыку. К последней у меня даже есть талант. Если бы не титул, я бы отдал свою жизнь ей. Играл бы на радость высокородной публике, создавал бы разные мелодии… Увы, сейчас я могу сыграть лишь несколько мелодий. Понимаете, о чем я?
Я отрицательно покачал головой. Николас не мог этого увидеть, но ему это не требовалось
– Сайрус знал лишь одну мелодию, – печально сказал он. – Власть и подчинение. Он мог быть подчиненным, он мог быть владетелем, но других вариантов мой дорогой брат не допускал.
– Хотите сказать, что все его метания были вызваны этим?
– Минхер Даламар, – герцог сделал акцента на первом слове, как бы намекая на свое отношение к генералу и алмазному. – Относился к нему, как к младшему компаньону. Но для Сайруса это было неприемлемо, он был уверен, что при первой возможности его сбросят вниз.
– И сам сделал все, чтобы так и произошло.
– Забавно, но достаточно банально, – герцог отошел от картины, сел на диван, отбил на подлокотнике какой-то ритм. – Мы так боимся некоторых вещей, что сами делаем все, чтобы они случились.