Два мужа для ведьмы

С собой я, конечно же, взяла несколько необходимых мне предметов: два пучка трав, мешочек с пеплом из ведьмовской печи и платок, который каждый раз набрасывала на голову после того, как переступала порог избушки. А еще я одела на свою кисть браслет (сшитый мной из полотна и расчерченный при помощи острого уголька несколькими магическими символами), который мне необходимо было закончить в дороге.

Попрощавшись со всеми и сев в карету, первым же делом, после того как кони тронулись, я сняла с руки браслет и, положив его на колени, вытащила из корзинки для рукоделия иглу и несколько мотков шелковых нитей. А затем, превозмогая тряску, я принялась зашивать узоры разными цветами, чтобы в конечно счете получился оберег, обладающий мощной силой защиты. Я понимала, что поначалу маменька откажется мне верить, но что поделать, я должна была попытаться вернуть ее к нормальному состоянию.

* * *

И вот карета остановилась у крыльца. Открыв дверцу, я позволила подбежавшему дворецкому подать мне руку.

— Как дела? — спросила я мужчину, которого знала с детства.

— Маменьке вашей нездоровится, — печально выдохнул он.

— И давно?

— Вот пошли вторые сутки…

— Понятно, значит, тем лучше, не нужно будет ничего придумывать, — прошептала я про себя, но мажордом услышал.

— Простите, но… Вас что, радует нездоровье матушки? — на правах приближенного, давнего знакомого и преданного слуги вслух удивился старик. — Вы сильно изменились, госпожа, и не только внешне… как не прискорбно мне это говорить.

— Нет, ты ошибаешься, — улыбнулась я в ответ, — напротив. Я поэтому и приехала, чтобы излечить свою матушку от опасной болезни.

— А отчего же радуетесь? — дворецкий посмотрел на меня с сомнением.

— Радуюсь потому, что успела вовремя. И еще: что никто теперь не воспрепятствует моим действиям, так как процесс налицо.

— И что же, вы привезли с собою лекаря? — провожая меня до двери, все никак не мог успокоиться старик.

— Нет, сама буду лечить.

— Но, позвольте… У вашей матушки уже был лекарь, и он прописал ей микстуру, так что…

— Все, я больше не нуждаюсь в твоих наставлениях, уважаемый, — резко перебила я бормотание навязчивого слуги, войдя в роль взрослой женщины. — Уходи и не мешай мне.

— Слушаюсь… — и он, покорно согнув голову, удалился. Я же, напротив, еще выше задрала подбородок вверх и, снова водрузив на лицо уверенную улыбку ведьмы, пошла прямо в покои моей матушки.

* * *

Та стонала, лежа на многочисленных перинах и укрытая кучей одеял. В комнате были зашторены все окна, и только единственная свечка немного освещала затхлое пространство.

— Это ты, Милена? — простонала маменька, как только я сделала несколько шагов в ее сторону.

— Да, я.

— Вот, а я умираю, видишь? — и, блеснув в тусклом свете свечи, по ее щеке скатилась слеза. — Слава богу, ты поспела вовремя…

— Нет, не умираешь, — резко отбросив в сторону одно из одеял, я сразу же схватилась пальцами за следующее. — Я приехала не на похороны, а чтобы спасти тебя.

— Да что ж ты, доченька, — сжимаясь в позе эмбриона, маменька сильно испугалась, — мне и так плохо, а ты?

— Я не причиню тебе зла, родная, — беря маменьку за руку и поднимая так, чтобы она села, сказала я. — Напротив. Потерпи чуть-чуть, и станет легче. А потом мы еще погуляем на твоей свадьбе…

— Ах, ты об этом, прости… — зарыдала мама, закрывая осунувшееся лицо тонкими бледными пальцами, совершенно без колец — как она любила раньше. — Не произноси больше имя этого человека, он предал меня… А я…

— Никто ни в чем не виноват, — садясь рядом и обнимая маменьку за трясущиеся от плача плечи, сказала я. — Каждый поступал, как мог…

— … но как же?

— … потому что если бы мог иначе, делал бы по-другому, — закончила я фразу, понимание которой далось мне с таким трудом. — А теперь я попрошу служанок приготовить ванную для тебя, нечего тут валяться.

* * *

— Доченька, прости меня, я же хотела как лучше, — рыдала мама, еле бредя ослабленными ногами до бронзовой лохани, в которой она обычно купалась. Теперь над водой поднимался пар: я самолично проследила, чтобы волшебные травы были заварены как надо. — Я боялась за твое будущее, а барон Экберт де Суарже был настолько могуч… я же — бедная слабая вдова, боящаяся разорения, и поэтому я не позволила тебе сделать выбор, и вот теперь…

— Что ты там бормочешь? — улыбнулась я, зная, что через несколько часом от ее сожалений не останется и следа, уж я-то об этом позабочусь.

После своего взросления, я поняла, как крепко мы связаны воедино — я и мои родители, а также все те, кто меня окружал, и было бы грехом оставить хоть одного человека возле себя несчастным, особенно же такого родного и близкого, как мама. Мне же потом будет хуже: страдания матери перельются в мои. А еще — я ведь и сама была матерью и понимала, как трудно достаются дети, поэтому вынуждена была отдать свой дочерний долг.