Два наших взгляда. Книга 2

Они кричали, требовали должного отношения, топали ногами, рыдали и падали в обморок. Отдельная категория кидалась драться со стражами. И вот тут их ожидало разочарование — стражи получили приказ жестко пресекать сопротивление и сразу одевать на бунтовщиков ошейники каторжников. С ошейником все станут и сотрудничать, и отвечать на вопросы максимально подробно.

Хотя… Даже без этих аксессуаров, смысла от выпадов не было никакого. Заговорщиков по одному уводили в кабинет, и допрашивали под печатью правды, записывая всю информацию. Штука это неприятная, в отличии от той, что применял я на служанке. В сознании они оставались полностью, им не подчинялись собственные руки и язык. Руки послушно писали списки и планы, заверяя их подписями с вензелями, а язык отвечал на все заданные вопросы. Поспорить с подобными аргументами заговорщики не смогут, да и без затуманенного сознания винить им будет некого, кроме себя самих. Сами поставили на кон все, что имели, и сами проиграли. Победителей не судят, так они говорили. И в чем-то были правы, всех их судил текущий победитель.

Прослушивая и читая бумаги с допросов, я направлял беседу со следующими допрашиваемыми в нужное нам русло. Подсказывал верные вопросы давно работающим следователям, и тем, кто только сейчас прошел обязательную нынче проверку на лояльность и приступил к работе с заговорщиками. Как координатор, я не мог опускать руки, отвлекаясь на сон и полноценное питание. Поэтому я поселился в небольшом кабинете и слушал, слушал и слушал, иногда позволяя себе отключиться между допросами. Пока одних уводили, а других приводили. Между этими бесконечными расспросами стражи и следователи завершали записи, сохраняли кристаллы, определяя их в коробочки, подписанные именами допрошенных. Туда же складывали стопку исписанных листов. Порой она была настолько большая, что уставшие следователи ругались, утаптывая в коробку не помещавшиеся откровения в совершенных преступлениях. Чушь, что все эти лорды не понимали, куда ввязываются! Все прекрасно знают законы нашей страны, и подсознательно отмечают, какой штраф или срок им полагается за каждое деяние и пособничество. Вот и выходило, что у одних в итоге были пять скудных листов, а у других набиралось на целую рукопись в несколько томов.

Примечательно, что глава семейства Киль не особо провинился перед законом, если сравнивать его вклад с остальными. Да, он предоставлял дом для некоторых встреч и выдавал деньги брату и его знакомым. Да, планировал позже разорить конкурентов и заиметь титул. Но не убивал и не мечтал о кровавом свержении власти. А младший брат с супругой являлись идейными вдохновителями заговора, и их точно ожидала виселица.

В результате, практически в каждом доме были как виновные в заговоре, так и те, кто ничего не знал или не желал участвовать в подобном. Некоторые не одобряли действия семьи, и хотели их остановить, но их заставляли дать клятву подчинения, угрожая смертью им или их детям. Увы, но некоторых несогласных примкнуть к заговору даже убивали. Для всех, эти несчастные уезжали по делам семьи и пропадали без вести.

У меня в голове не укладывалось, как главы родов, участвующих в заговорах, могли уничтожать своих потомков?! Пусть не своими руками, а сообщая основным вершителям, кто из родственников не согласен с грядущими переменами. Это не изменяло то, что они подписывали им смертный приговор. Пускай это были не их дети и внуки. Не важно, что относились они, по большей части, к побочным ветвям семьи. Но это же не чужая кровь!

После подобных обличающих фактов, чувство жалости я не испытывал, составляя краткие отчеты о действиях против короля и его семьи. Даже сообщение, что в каждом доме находился один или два смельчака из заговорщиков, кто попытался покончить с жизнью или откусить себе язык, не поднимали их в моих глазах. Они сами виноваты в глубине той отхожей ямы, в которую угодили.

Не думаю, что действия с членовредительством были от желания поддержать сторонников заговора и не выдать других. Нет. Этим мятежным лордам не хотелось лишаться всего, что они нажили и отправляться ворочать камни. Даже если всего имущества — не особо презентабельного вида дом в столице и хилый баронский титул. А ведь эту щадящую меру пресечения им нужно было еще заслужить. Да и не особо отличались по значимости в моих глазах быстрая смерть и лет двести труда в каменоломне. Я бы, скорее, пожелал завершить собственную жизнь быстро.