Два наследства, или Дон Кихот. Дебют авантюриста

Верховный атаман (с серебряной палицей в руке, снимает шапку). Атаманы-молодцы[36], я созвал собрание лагеря, чтобы сообщить новости, только что полученные из Польши. Царевич Дмитрий Иванович пишет нам, что он вовсе не умер, как думали. Верно, что Борис хотел убить его, но он промахнулся. Царевич, став взрослым, решил отомстить Борису по справедливости и просит нас о помощи. Коли у кого есть что сказать об этом, пусть говорит. (Снова надевает шапку.)

Григорий. Христиане, братья мои… то есть атаманы-молодцы, не буду рассказывать вам, как царевич избежал козней своих врагов; история будет долгой, а вы, я знаю, не любите долгих слов. Да будет вам довольно знать, что царевич Дмитрий жив и наказал мне уверить вас в его уважении. Мне нет нужды, атаманы-молодцы, говорить вам, каков человек есть Борис, называющий себя царем московским, сын татарина, сам больше татарин, чем христианин. Вам известно, что он близкий друг Касим-Гирея, крымского хана, и вместе они замыслили ваше истребление. Коли один из ваших полков захватывают татары, как случилось год назад с Герасимом Евангелем, ныне, я надеюсь, пребывающим в раю, верьте, дорогие мои друзья, значит это, что басурмане предупреждены о ваших передвижениях Борисом, который платит им по пять рублей за каждое доставленное ими ухо запорожца…

Множество голосов. Верно говорит! Борис предает нас.

Григорий. Мой законный государь, царевич Дмитрий, опечаленный вашими страданиями от этого тирана и имеющий к тому же свой собственный счет к нему, наказал мне сообщить вам, атаманы-молодцы, что очень скоро, как только соберет войско, обещанное ему королем польским, он развернет свои знамена на берегах Днепра. Он пойдет прямо на Москву, и, коли вы хотите получить уши Бориса, он готов преподнести их вам. Мой господин надеется, что вы примкнете к нему в этом походе. К сему он призывает вас этой грамотой, писанной, дабы лучше засвидетельствовать вам свое особое уважение, на пергаменте, заметьте, как он пишет королю польскому и султану. Секретарь ваших атаманов читал грамоту, и все вы можете видеть, что она скреплена императорской печатью. (Поднимает письмо высоко над головой.)

Голос. Война Борису!.. На Москву! Да здравствует царевич!

Запорожец. Атаманы-молодцы, я признаю, что монах хорошо сказал, и не сомневаюсь, что его царевич в один прекрасный день станет славным царем. Желаю им, тому и другому, всех благ; но вспомните, что всего два месяца назад вы получили от Бориса ссуду и заключили с ним мир. Коли мы без всякого повода начнем войну против него, что о нас будут говорить? Наши старейшины целовали крест в знак своей искренности, и, при всем моем уважении к собранию, нехорошо так нарушать данную присягу.

Голос. Он прав. Мы присягнули… Жаль.

Григорий. Позвольте мне, господа, сказать вам еще слово. Присяга, о которой вы говорите, ничего не значит. Я в этом разбираюсь, ибо я принадлежу церкви, говорю вам, что вас не обяжут. Вы целовали крест, обещая не воевать против царя или подданных царя всея Руси. В этом вы присягнули?

Атаман. Верно, я целовал крест за весь лагерь, и еще четыре атамана со мной.

Григорий. Я думаю, вы боитесь, что, коли нарушите присягу, данную царю всея Руси, вас отлучат от церкви.

Несколько голосов. Нас не слишком заботят отлучения.

Григорий. Тише, друзья; будем христианами и православными: не будем шутить с отлучениями. Обсудим наше дело. У вас есть договор с царем, соблюдайте его. Но кто царь, скажите, пожалуйста? Тот татарин, что сидит в Москве? Ну уж нет. Он узурпатор и убийца. Законный царь — это Дмитрий Иванович; он еще не помазан, но это единственный государь всея Руси, и именно с ним связывает вас ваша присяга.

Голос. Верно говорит монах! Борис предатель, и мы не признаем его царем Руси.

Григорий. Борис не только убийца, но и вор. Он грабит бедный народ, чтобы отдать его припасы своей проклятой породе, татарам Годуновым. Все, что награбили его люди, сказал мне мой благородный господин царевич Дмитрий, все, чем они владеют, я разделю со своими подданными.

Голос. Да здравствует царевич! Война Борису!

Григорий. Сейчас я небогат наличными деньгами, сказал еще мой господин царевич; но в Москве у меня есть казна, и, как только я получу ключи, я разделю ее со своими сторонниками. Поверьте мне, атаманы-молодцы, я хорошо знаю князя, который это говорит, и могу сказать без хвастовства, что без меня он не избежал бы козней Бориса. Более великодушного я не встречал. Когда в его поясе есть дукаты, они кажутся ему слишком тяжелыми и он пригоршнями разбрасывает их.

Голос. Да здравствует Дмитрий! Да здравствует царевич!