Два Обещания

Вороной депос, собрав в кучку остатки оптимизма, хохотнул в трубку:

— Впервые это признаю, но сейчас все в твоих руках. Так когда ты приедешь меня спасти?

Пауза, а потом голос, доносящийся сквозь шелест, как из другой реальности или кошмарного сна. Николасу было бы проще поверить в последнее — что он просто не расслышал произнесенных слов.

— Я не смогу приехать. В ближайшее время точно. Твой психотерапевт говорит, что у тебя глубокая форма депрессии. Тебе необходимо пройти этот курс лечения, а личные встречи только провоцируют тебя на агрессию.

— Ага, меня еще нужно не выпускать из изолятора.

— Я хочу лучшего для тебя. Мы все беспокоимся о твоём состоянии, пойми это.

Николасу показалось, что воротник его рубашки впился в шею и душит. Воздух вмиг стал спертым. Ему было нечем дышать, к горлу, вместе с сомнениями, подскочила знакомая тошнота. Он успел вовремя притвориться, что ее нет, и продолжал улыбаться трубке:

— Что у вас там? Корпоратив? Хорошая шутка, но, Рассел, я серьезно. Боюсь, если ты не приедешь в ближайшее время, я уже не буду годен для службы.

— Я сожалею, Николас. Но это для твоего же блага.

— Да что с тобой такое? Прекрати разговаривать со мной, как с чертовым психом! Это уже далеко не смешно, ты слышишь!

— Я и не стараюсь шутить, Николас. Я разговариваю с тобой, хотя, по советам твоего психотерапевта, не должен этого делать.

— Ты спятил что ли? Опомнись! Я же твой напарник! Всучил мне это дрянное дело и теперь издевается…

— Не стоит мне грубить. Запомни, ты мне больше не напарник. Я сожалею, но ты оказался психически нездоровым. Могу я попросить больше не звонить в офис и не отвлекать своим нытьем моих подчиненных от работы? Если тебе захочется поговорить, в клинике для этого есть психологи. Не скрывай от них своих проблем. Это их работа. Да и тебе станет лучше.

От таких слов по шерсти прошлась еще одна ледяная волна.

— Подчиненных? Мне послышалось, так значит ты, пока я нахожусь тут в заточении…

— Я бы рад с тобой поболтать. Ты никогда не был мне безразличен, Николас, в особенности после того, как связался с малышкой Лейн. Бедняжка, ей так и не довелось увидеть, в какое ничтожество ты превратился. А что касается меня, боюсь, я буду слишком занят, чтобы водить дружбу с сумасшедшим. Не пойми меня неправильно. Просто ты и без того слишком долго мозолил мне глаза. Давай, выздоравливай, всего тебе наилучшего, мой блистательный Герой-полицейский.

В трубке раздалось шипение. Последнее, что Николас помнил — как выронил рацию. Она выскользнула из мокрых ладоней, упала под густые заросли ежевики, совсем недалеко от места, куда через секунду рухнуло его тело. Синее небо распростерлось над головой. И прежде чем свет померк, Николасу показалось, что палящее солнце испепелило его дотла.

Он очнулся от сильного удара по щеке. Над ним наклонились депосы, и, поскольку рубашки у них были голубыми, это означало, что он до сих пор в дурдоме. Он их пациент. Собственность. Несколько рук подхватило его, помогая подняться. Ему сказали, что у него был солнечный удар. Санитары ворчали, что из-за таких, как он, стоит отменить прогулки еще и в жару. Они проводили вороного депоса в медпункт.

Николас чувствовал себя отвратительно, когда возвращался в общую комнату. Пришедшие с прогулки пациенты привязывались к нему, расспрашивали о его здоровье, пытались завести бессмысленные беседы. Он не знал, что отвечать. И стоило ли реагировать вообще, если он не псих и не может находиться среди них. Он старался отвлечься, уйти в мир посторонних мыслей. Но как бы ему ни хотелось обманывать себя, что эта прогулка, разговор по рации — все происходящее — какое-то недоразумение или кошмарный сон, ему не дали. Во сне боль не может быть реальной. В тот же вечер его избили. Банда “нормальных” подкараулила Николаса в туалете. Их было четверо. Выскочив из кабинки, они, с Лисером во главе, всей толпой набросились на него. Николас успел ударить наркомана Эда так, что тот отлетел к стене, врезался в край раковины и затих.

— За это тебя на всю жизнь запрут в Яме! — закричал Лисер, а в следующую секунду он столкнул Николаса на пол, навалившись всем весом пегой двухметровой туши. Лисер тянулся к горлу вороного депоса. Сверху прилетали пинки, ноги прихвостней Лисера были обуты в тапочки, но это не делало удары менее тяжелыми. Вороной депос чувствовал горячее дыхание вожака “нормальных” на своей щеке. Николас схватил Лисера за уши и изо всех оставшихся сил потянул назад. Лисер завопил от пронзившей его боли, это больше напоминало рев буйвола. Его лицо вытянулось и исказилось, пегаш замолотил руками, как боец, атакующий боксерскую грушу.