Два памфлета

Предлогом к ее введению послужило дикое желание наказать господина Уилкса. Этот господин, жестко встав в оппозицию к заговорщикам, с одной стороны стал объектом их преследования, с другой – народным любимцем. Фракция двора нападала – народ защищал, и вскоре вопрос встал уже не об этом отдельном человеке, но о мощи двух указанных сил. Итогом победы в данном столкновении было бы решение не только этого, но и другого, куда более принципиального вопроса. А оно, в свою очередь, оказало бы огромное влияние на Палату общин. Вот чего хотели достичь заговорщики: создать прецедент, который бы показывал, что народная любовь, в отличие от фавора двора, не обеспечивает государственные почести и доступ к должностям. Рьяное сопротивление любому беззаконию со стороны власти, стойкий независимый дух, стремление находить и смелость обнажать коррупцию и ошибки правительства – вот качества, необходимые тому, кто хочет попасть в Палату общин посредством всенародных выборов. Пассивность и смиренность, благорасположение ко всякому действию власти, стремление во всем ей угодить, склонность одобрять чрезмерное ее использование, нежели терпеть распущенность народа, – вот качества, проявления которых не ждут во время всенародных выборов членов парламента.

Инстинкт, толкающий людей к выбору первого, разумен, ибо человек такого склада даже при эксцессах не нарушает оказанного ему доверия, целью которого является контроль над властями. В то время как человек второго склада, даже если он умерен, не слишком будет оправдывать это доверие. А будучи неумеренным, он определенно провалит, а не защитит дело контроля над правительством. Но когда Палату общин хотели реформировать, данный принцип должен был не просто быть изменен, но перевернут с ног на голову. Так, любые ошибки, идущие на пользу власти, должны были рассматриваться законом как нечто позитивное, а наказание за них – смягчаться или вообще отсутствовать. В то время как все эксцессы свободы, стремления к народной любви или защиты прав и привилегий народа, не только следовало наказывать по всей строгости закона, но и делать это посредством произвола, который вообще уничтожает всякий предмет народного контроля. Популярность в народе должна была считаться если не наказуемой, то, как минимум, крайне опасной. Народная любовь могла привести к лишению возможности представлять народ. А ненависть народа, процеженная сквозь пару-тройку схем, могла послужить попаданию в ряды его слуг. Так преступник наказывает жертву за совершенное им же преступление. До того общественное мнение посредством все еще отчасти популярного парламента служило для короны источником великих почестей и серьезных доходов. Теперь же все наоборот: двор решает, кто получит те почести, которые должны находиться в распоряжении народа.

Спорить по этому поводу нет никакого смысла. Пример – единственный значимый аргумент в политической жизни – доказывает истинность моих слов. Ничто не изменит моего мнения о его губительном характере, пока я не увижу, что человека, во всем поддерживающего власть именно за рьяное и чрезмерное раболепство перед ней, считают неспособным быть членом парламента. Ибо сейчас за чрезмерную демократичность и, если хотите, незаконное стремление к защите народных привилегий членства как раз и лишают. В то время как противоположные действия вообще никак не наказываются. Сопротивление власти закрыло двери Палаты общин одному человеку, низкопоклонство и раболепие – ни одному.