Но если Андрэ Баранэс был шпионом, серьезность темной истории, разыгравшейся вокруг него, состоит в том, что в ней замешаны куда более крупные лица. На страницах французских газет и журналов мелькают то интеллигентные черты Роже Вибо[162], то напряженная улыбка Жана Монса[163], то ладная фигура комиссара Жана Дида[164], с которого всё началось, то довольно отталкивающие, если правду сказать, профили господ Тюрпэна и Лабрюса[165]. И на всё это падает тень двух зданий… Мне часто случалось проходить по широкому проспекту Латур-Мобур, где летом шумит листва окаймляющих его деревьев, и отдельные пешеходы теряются в длинной перспективе, замкнутой неуклюжими зданиями и длинными серыми стенами. За одной из этих стел, низкой и ветхой, скрывается целая гроздь военных учреждений, о них говорит надпись у входа. В их числе находится и «Постоянный Секретариат Национальной Обороны». Другой дом расположен на узкой и извилистом рю де Соссэ, как бы притаившейся возле шумного, всегда оживленного бульвара Фобур Сент-Онорэ. Множество этажей, длинные лестницы… десятки бюро окаймляют унылые однообразные коридоры. Чиновники, работающие здесь, старые и молодые, худощавые и плотные, как будто те же, что в любом французском учреждении: вежливые, одновременно деловитые и живые. Разве лишь по проницательному взгляду, общему им всем, вы отличите, что это – элита французской политической полиции. Если вы сюда вошли, по своей воле или по неволе, вы – в обиталище Сюртэ Женераль, которое ничем не уступит знаменитому во всем мире Интеллиженс Сервис. С момента, когда здесь, в отделе Территориальной Безопасности, его начальник, Вибо, склонился над пачкой бумаг, полученных через комиссара Дида, разоблачение советской провокации, угнездившейся где-то на самых верхах правительственных органов, стало неотвратимым. И оно развернулось с неумолимой быстротой…
Коммунистическая партия в течение многих месяцев получала сведения о самых секретных военных планах Франции. Сведения Генерального Штаба о положении в Индокитае, схема защиты в случае нападения с востока… События в Дьеп-Бьен-Фу, не могли ли они разыграться совершенно иначе? Сколько труда и денег потребует ликвидация возникающей из-за предательства опасности для страны?.. Откуда эти сведения шли? Анализ бумаг показал, что их могли давать только два человека: государственный секретарь Сегала или секретарь комитета национальной обороны Монс. Получив от них заметки по этим вопросам, служащие «Сюрте» методически, упорно, внимательно сравнивали их с данными бывшими в руках у коммунистов, пока не установили, что в основе лежат заметки Монса, а не Сегала. Допрос Монса заставляет искать виновных среди его помощников. Двое из них, Тюрпэп, и Лабрюс признаются, первый – после долгих часов допроса, второй – через четверть часа. Они передавали секретные материалы Баранэсу.
Монса, его небрежность приводит к отставке с перспективой суда. Тюрпэн и Лабрюс арестованы. Баранэс сбежал. Но он выиграл всего лишь несколько дней свободы, проведенных под страшным гнетом развертывающегося преследования, доводившим его до мысли о самоубийстве. Приведенный в кабинет Вибо, раздавленный, отчаявшийся, он говорит, что готов во всем признаться.
Но здесь загадка, вместо того, чтобы разрешиться, делается еще запутанней. Баранэс сообщил сведения компартии, и в то же время, через комиссара Дида, полиции. Зачем? Из-за денег только? Нет, – говорит он (и для чего ему, собственно врать?). Он их давал с целью спровоцировать полицию на какие-либо ложные шаги, вызвать недоверие в среде правительственных учреждений, обвинения в прессе, с целью подрыва престижа властей, словом, с теми разрушительными целями, какие коммунисты по всему миру ставят выше всего. Полиция оказалась слишком хитра для него, оказалась искуснее, чем, по расчетам большевиков, должна была быть.
Он перечисляет видных членов партии, которым передавал узнанные им секреты: Эрве, Жуэнвиль[166], Вальдек Роше[167], Жак Дюкло[168]… Но, пожалуй, самая красочная фигура среди них, это маркиз Эмманюэль д-Астье де ла Вижери[169], один из руководителей организации «Борьба за мир», редактор газеты «Либерасьон», «красный маркиз», свидетель против Кравченко во время процесса, женатый на Любови Красиной, дочери первого советского посла[170] в Париже, депутат парламента от департамента Иль-э-Вилэн. По странному снобизму, коммунисты явно гордятся иметь в своих рядах титулованного дворянина.